Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса

Итак, Карл Моориц родился в очень хорошей семье и был чрезвычайно одаренным студентом-медиком. Уже первые его работы в студенческом научном обществе вселили самую большую уверенность в его блестящем будущем. Он специализировался по хирургии и можно не сомневаться, что достиг бы превосходных результатов и спас бы многих бедных страдальцев, потому что скальпели буквально порхали в его руках … (Здесь, несмотря на серьезность ситуации, Пент С. не сдержал легкой усмешки: от порхающих скальпелей хочешь не хочешь станет не по себе. К тому же интересно было бы знать, каким образом сестра Марта все это видела собственными глазами.) Первые же исследования Карла Моорица сразу нашли место в ученых записках университета и наделали много шума. И сверх того Карл Моориц был отличным спортсменом и пленительно красивым молодым человеком. (Марта вздохнула.)

На третьем или четвертом курсе научные интересы молодых людей — Карла и Пилле — соединились. Кстати, Пилле также была очень перспективной студенткой, конечно, не такой, как Карл, но все же тетя Марта могла быть уверенной и в ее будущих успехах. Милая нежная девушка, казалось, избрала весьма подходящую профессию, а именно пе… педиатрию. Педиатры лечат детей, сочла нужным уточнить добрая Марта.

Сестра Марта также отдала должное красоте Пилле — у нее были золотистые локоны и глаза цвета незабудки. Общие научные интересы переросли в дружбу и затем… Затем уже в любовь. Молодые люди гуляли рука об руку в парке Тоомемяги и в других местах — кафе и увеселительные заведения их не привлекали. Особенно часто они задумчиво стояли перед памятниками корифеям медицинской науки Карлу фон Бэру и Пирогову.

Следует сказать, что Пент С. слушал Марту с большим интересом и в то же время чувствовал себя как-то неловко. Содержание рассказа сомнений не вызывало, потому что и Карл Моориц и Пилле, насколько он сумел разглядеть ее на суку, были красивыми людьми и почему бы им не учиться хорошо. А если они влюбились, то наверняка гуляли в парке. Но по форме монолог Марты со всеми подъемами и падениями голоса, многозначительным паузами был просто невыносим. Тем более что прекрасный замок иллюзий наверняка возводили с таким старанием исключительно для того, чтобы тут же его разрушить. И было совершенно необходимо, чтобы он рухнул с превеликим шумом и грохотом, в высшей степени трагически.

Сентиментализм — жуткая штука! — думал Пент. Его сладости дьявольски смахивают на садистские. Не следует забывать, как это часто случается, что садист тоже любит свой объект: если бы он был ему безразличен, то и страдания его были бы ему столь же безразличны. Во всяком случае, это относится к подлинному, так сказать, классическому садисту, поскольку садизм не что иное как извращенная форма любви. Конечно, встречаются садисты-дегенераты, но… гмм — это уже тема для обсуждения с Якобом. А вообще Пент перенес бы оба эти чувства, равно начинающиеся на букву «с» — сентиментализм и садизм, — на ту искривленную поверхность, которая в последнее время слишком часто, буквально с патологической регулярностью возникала в его размышлениях, — на знаменитый лист Мёбиуса. Ибо при тщательном рассмотрении переход из одного состояния в другое неуловим; разве лишь в том единственная разница, что сентименталист черпает свои радости в страданиях, творимых природой или другим человеком, в то время как садист готов услужливо сотворить их сам …

Да, обо всем этом Пент мог подумать, поскольку просто не желал выслушивать то, как губы двух молодых людей впервые соприкоснулись, как хорошее воспитание и высокая мораль яростно сопротивлялись естественным, самой природой назначенным порывам, но в конце-то концов вынуждены были уступить первородному диктату… А там уж, естественно, сразу же начали строить планы о совместном устройстве прелестного гнездышка. К счастью, Пент противопоставил собственное воображение окололитературной слащавости Марты: и как это она с рвением, достойным настоящего детектива, следила за ними издали — по всей вероятности, дородной женщине приходилось порой подсматривать за молодыми, укрывшись за широкой спиной фон Бэра или спрятавшись где-нибудь под мостиком. (Вероятно, она вооружилась инфракрасным биноклем для наблюдений в полной темноте и великолепным, самым современным, нашедшим применение в шпионаже направленным микрофоном. И едва ли в долгие годы слежки ей удалось закрепиться на какой-нибудь работе…)