Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса

— Отмечаю с радостью, хотя это и заслуживает осуждения, что прикладные науки не вызывают у вас большого энтузиазма. Стыдитесь, сын технического века! Впрочем, вынужден снова отметить, что мы с вами единомышленники. Мне тоже не мило обуздывать полет благородной научной мысли ради удовлетворения пошлых жизненных потребностей; заниматься производством всяких там искусственных туков и порошковых смесей для быстрой выпечки, на мой взгляд, все равно, что запрягать Пегаса в телегу с навозом. Я знаю, моя позиция ложная, и все же остаюсь ей верен. Искусство для искусства и наука для науки! — какой прекрасный лозунг! По меньшей мере для последнего сюрреалиста.

Пент принялся развивать тему дальше: среди людей науки тоже есть одиночки, разделяющие милый ему образ мыслей. Он рассказал о знакомом биологе, вернее микологе, или специалисте по грибам, который с презрением относился к обогащению нашего стола растительными белками в виде какого-нибудь банального грибного соуса и углубился в изучение микофлоры тех видов, от которых никак не ждал практического применения. Он посвятил себя микофлоре кожного покрова наших голов и обнаружил у людей разных национальностей и вероисповеданий целое сонмище микрогрибов, причем ему посчастливилось открыть новые виды и составить на них авторское описание на латинском языке и на веки вечные присвоить им свое имя. Однако ему недолго пришлось заниматься своим покойным, благородным трудом: однажды Пент встретил своего друга, который был в полном отчаянии.

— Почему? — живо заинтересовался Якоб. И тут Пент сообразил, что коснулся не слишком тактичной темы: закатное солнце золотило шарообразную голову Якоба, такую гладкую, такую сверкающую, хоть пускай зайчики и слепи близстоящих.

— Это самое… — смущенно выговорил Пент. — У нас на голове будто бы полным-полно микрогрибов — кажется, тридцать шесть разновидностей или около того, — и если их у какого-нибудь человека нет, то он… гммм… лысеет.

— Ну, здесь, — удовлетворенно рассмеялся Якоб и нежно провел рукой по своему бильярдному шару, — не найдешь ни одного. Мне повезло. Моя голова мила мне именно в таком виде.

Пент вздохнул с облегчением.

— Почему же ваш друг был в отчаянии? — спросил Якоб.

— Конечно потому, что к его исследованиям вдруг проявили небывалый интерес. Пришли к той мысли, что если ввести в кожный покров головы недостающие виды грибов, то может быть, начнут расти волосы! Приходится констатировать, что далеко не все придерживаются ваших взглядов по части явлений атавизма… Мой друг, как я уже говорил, питал отвращение к дешевому практическому использованию достижений благородной науки.

— И что же сталось с вашим симпатичным другом?

В качестве следующего своего объекта он выбрал семейство грибов, или даже род, представители которого внешне широкому кругу потребителей ничуть гриб не напоминают: у них нет ножки и вообще это какие-то студенистые, расплывчатые нашлепки на стволе дерева, походящие на … слюновыделение густой консистенции. Он так надеялся, что эти грибы — вполне возможно, что они были из отдела слизевиков — никогда ни на что не станут использовать. И снова его ждало разочарование: японские исследователи обнаружили, что при помощи определенных микробиологических методов их можно переработать в чрезвычайно питательный, хорошо переваримый и высококалорийный продукт… Мой легкоранимый друг тяжело переживал; полагаю, он чувствовал нечто подобное тому, что и вы в пору работы счетоводом, когда вместо тех самых благородных тридцать шестых, так сказать, эмбриология и генезис которых вас интересовали, перед вами на бумаге вдруг появились какие-то кубометры земляных работ…

— Да. Мне кажется, я вас понимаю, Леопольд… То есть мне совершенно понятно состояние вашего друга. Надеюсь, он не кончил жизнь самоубийством?

— Нет, к счастью, нет… Теперь он снова занялся микрогрибами. На этот раз такими, которые целыми колониями располагаются на одной сосновой веточке. Эти грибы, признался он с горькой усмешкой, не то чтобы совершенно ни на что не годны, но близки к этому, поскольку в извечном круговороте природы они участвуют исключительно в процессе разложения. Помимо всего он специализируется на одном лишь каком-то мелком виде из класса то ли хитридиодов, то ли моноблефов, который на протяжении всей истории найден единожды… на острове Абрука, на кривой высохшей шишке. Им самим. Он сказал, что теперь уже чувствует себя довольно спокойно. Во всяком случае во всем мире только он один знает об этом грибе.