Джоди Пиколт - Чужое сердце

Они надели белый капюшон на голову худощавому офицеру и зафиксировали у него на шее петлю. Грубого ворса, с вплетениями кожаных шнурков, она сейчас не стягивалась в настоящий узел, а лишь провисала сквозь медное колечко.

– Длина падения – семь футов семь дюймов, – пояснил Койн, когда они закончили. – Таков стандарт для мужчины весом в сто двадцать шесть фунтов. Видите эту скобку? Ее можно регулировать. Вот эта золотая пометка поставлена на нужном уровне. Во время настоящей казни вы трое – Хьюз, Хатчинс и Гринвальд – будете находиться в комнате справа. Вас приведут на несколько часов раньше, чтобы никто не видел, как вы входите в шатер. У каждого будет кнопка. Как только я войду в аппаратную и закрою за собой дверь, вы нажмете на эти кнопки. Но люк на эшафоте автоматически открывает только одна, другие две – фальшивки. В какой из трех сработает сигнал, случайным образом определит компьютер.

Один из офицеров перебил его:

– А если осужденный не сможет стоять?

– На этот случай у нас заготовлена специальная растяжка. Если он не сможет идти, его привяжут к ней и привезут на коляске.

Они все называли его просто «заключенный», как будто не знали, кто доживает свои последние двадцать четыре часа. Но я-то понимал, что им всем не хватало храбрости назвать Шэя по имени. Назвав его по имени, они станут соучастниками убийства – того самого преступления, за которое он должен быть вскоре повешен.

Койн повернулся ко второй кабине.

– Ну как там? Годится?

Дверь отворилась, и оттуда вышел еще один мужчина. Он положил руку на плечо поддельному осужденному.

– Прошу прощения, – сказал он, и я сразу же его узнал. Это был англичанин, которого я встретил у Мэгги, ворвавшись к ней, чтобы сообщить о невиновности Шэя. Галлахер, вот как его зовут. Он взял петлю и поправил на шее щуплого офицера, но на этот раз затянул узел прямо над левым ухом.

– Видите? Обязательно убедитесь, что узел находится здесь, а не у основания черепа. Раздробить шейные позвонки и сломать хребет должна сила падения, скомбинированная с правильным расположением узла.

Койн снова обратился к своим подчиненным:

– Суд постановил признать мозговую смерть на основании измеренного падения и по факту прекращения дыхания. Как только врач подаст знак, опустится нижняя половина занавеса и тело тут же упадет. Важно помнить, что на этом падении ваша работа не заканчивается. – Он обернулся к врачу: – А что дальше?

– Мы сделаем интубацию, чтобы сохранить сердце и прочие органы. После этого я просканирую перфузию мозга, чтобы окончательно подтвердить смерть мозга, и тело нужно будет убрать.

– Когда придут представители следственной части, тело будет передано медикам. Их белый микроавтобус безо всяких отметин будет стоять за шатром, – сказал начальник тюрьмы. – Тело транспортируют в больницу.

Я заметил, что и к врачу Койн старается не обращаться по имени.

– Остальные посетители выйдут через переднюю часть шатра. – Начальник тюрьмы указал на открытые створки и впервые заметил меня.

На меня устремились все взгляды. Кристиан Галлахер едва заметно кивнул мне. Койн прищурился и, узнав меня, вздохнул.

– Вам нельзя здесь находиться, отче, – сказал он, но прежде чем офицеры меня выпроводили, я успел сам выскользнуть из шатра и вернуться в здание, где Шэй Борн дожидался своей смерти.

В ту ночь Шэя перевели в шатер. Для него там обустроили одноместную камеру, находящуюся под круглосуточным наблюдением. Поначалу она ничем не отличалась от всех прочих камер… но через два часа температура начала снижаться. Шэй продолжал дрожать, во сколько одеял я его ни укутывал.

– На термостате шестьдесят шесть градусов, – сказал офицер, рукой поддевая лампочку. – Май на дворе, боже ты мой…

– Ну, а по вашим ощущениям, здесь шестьдесят шесть градусов? – спросил я. Пальцы ног у меня онемели. С нижнего обода моего табурета свисала сосулька. – Неужели нельзя принести обогреватель? Или хотя бы еще одно одеяло.

Температура между тем снижалась. Я надел куртку и застегнул ее до самого подбородка. Тело Шэя сотрясалось в судорогах, губы посинели. На металлической двери проступила изморозь, похожая на белолиственный папоротник.

– На улице градусов на десять теплее, – сказал офицер. – Не понимаю… – Он дул на руки, и дыхание его повисало в воздухе облачком. – Я могу позвонить ремонтникам…

– Впустите меня к нему, – потребовал я.

– Не положено, – удивленно моргнул офицер.