Софи Кинселла - Ты умеешь хранить секреты?

Я непонимающе смотрю на экран.

По...погодите! Уж очень знакомо звучит!

– Очень похоже на Эмму, – хихикает Артемис. – Я сама видела, как ты вложила «О'кей» в «Маркетинг уик».

Она с издевательским смехом поворачивается ко мне, и тут ее взгляд падает на «Флейкс».

– Она любит красиво одеваться, но отнюдь не рабыня моды, – продолжает Джек. – Чаще всего носит джинсы...

Артемис молча тычет пальцем в мои «Ливайсы».

– ...втыкает цветы в волосы...

Я, как во сне, поднимаю руку и дотрагиваюсь до тряпичной розы в волосах. Он не... Это не обо...

– О... мой... Бог... – медленно произносит Артемис.

– Что? – тут же любопытствует Кэролайн, и стоит ей понять, куда смотрит Артемис, как ее безмятежное личико вытягивается.

– О Боже, Эмма! Да это ты?

– Глупости, – отмахиваюсь я, но голос предательски срывается.

– Это ты!

Те, кто стоит поближе, подталкивают друг друга и оборачиваются.

– Она читает по пятнадцать гороскопов в день и выбирает тот, который больше нравится... – звучит монотонный голос Джека.

– Это ты! Точно ты!

– ...просматривает аннотации серьезных книг и хвастается, что читала их...

– Так и знала: ты не осилила «Большие ожидания»! -| объявляет Артемис торжествующе.

– ...обожает сладкий херес.

– Сладкий херес? – с ужасом переспрашивает Ник. – | Ты это серьезно?

– Это Эмма, – повторяют окружающие. – Эмма Кор-риган!

– Эмма? – Кэти недоверчиво смотрит на меня. -

Но... но...

– Это не Эмма! – неожиданно вступается Коннор с громким смехом. Он стоит в противоположном конце конференц-зала, прислонившись к стене. – Что за вздор! Прежде всего, у Эммы восьмой размер. И уж никак не двенадцатый!

– Восьмой? – усмехается Артемис.

– Восьмой? – заходится от смеха Кэролайн. – Ну да, {• как же!

– Разве у тебя не восьмой размер? – удивляется Кон-нор. – Но ты говорила...

– Я... говорила...

Мое лицо пылает, как раскаленная печь.

– Но я... я...

– И ты в самом деле покупаешь одежду в секонд-хэн-де и всем говоришь, что она новая? – оживляется Кэролайн, отводя глаза от экрана.

– Нет! – оправдываюсь я. – То есть... может быть... иногда...

– Она весит сто тридцать пять фунтов, но уверяет, что сто двадцать пять, – звучит голос Джека.

Что? Что?!!

Я сжимаюсь, как от удара.

– Неправда! – яростно ору я в экран. – Какие сто тридцать пять?! Я вешу... около ста двадцати восьми с половиной...

Я осекаюсь. Потому что все пялятся на меня.

– ...ненЬвидит вязаные вещи... Громкий стон проносится по комнате.

– Ты ненавидишь вязаные вещи? – словно издалека доносится ошеломленный голос Кэти.

– Нет! – в ужасе бормочу я. – Это неправда! Я люблю вязанье, особенно крючком! Ты же знаешь!

Но Кэти уже яростно проталкивается к выходу.

– Она плачет, слушая «Карпентерз», – перечисляет Джек. – Любит группу «АББА», терпеть не может джаз...

О нет, онетонетонет...

Коннор взирает на меня с таким видом, словно я собственной рукой вонзила нож ему в сердце.

– Ты не выносишь... джаз?!

Да, это как один из тех снов, в котором все видят твои трусики и хочется бежать, но не можешь. Вот я и не могу оторваться от экрана. Корчусь от стыда и унижения, но взгляд словно прикован к лицу Джека, неумолимо продолжающего вещать...

Все мои секреты. Все мои маленькие, постыдные, тщательно скрываемые секреты. Разоблачены перед всем светом. Рассказаны во весь голос. Несутся из динамиков телевизора. И я в таком шоке, что почти ничего не соображаю. Как будто все это происходит не со мной.

– ...Надевает «счастливое» белье на первое свидание, тайком заимствует у соседки дорогие туфли и выдает за собственные... врет, что занимается кикбоксингом, не разбирается в религии, волнуется, что ее грудь слишком мала...

Я закрываю глаза, не в силах больше выносить все это. Моя грудь. Он упомянул о моей груди. По телевизору.

– ...разыгрывает утонченную, умудренную жизнью особу, но на ее кровати...

Я неожиданно слабею от страха. Нет. Нет. Пожалуйста, только не это. Пожалуйста, пожалуйста...

– ...лежит покрывало с изображением Барби. Взрыв хохота сотрясает комнату, и я закрываю лицо

руками. Это последняя капля. Никто не должен был знать о моем покрывале. Никто на свете.

– Она сексуальна? – спрашивает ведущий, и мое серд-| це болезненно сжимается.

Я открываю глаза, изнемогая от дурного предчувствия. I Что он скажет?

– Очень. – кивает Джек, и комнату захлестывает новая волна возбуждения. – Это современная девушка, которая носит кондомы в сумочке.