Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

Уилсон был уверен в своей правоте и искренне негодовал. Подыскивать слова для ответа жене доставляло ему удовольствие. Его переполняло сейчас желание высказаться до конца в этом письме, и он радовался всякий раз, когда удавалось подобрать наиболее, как ему казалось, колкие слова. Он сел на край окопчика около палатки, щурясь от яркого солнечного света.

- Взять эту... девчонку... - сказал он Галлахеру, - она совсем не такая. Я получил от нее письмо с предыдущей почтой, Ред читал его. Она пишет, что ждет моего возвращения в Канзас, предлагает жениться и уехать на юг. Вот это женщина. Она очень хорошо готовила, чинила мне одежду, крахмалила рубашки к субботе и воскресенью, а уж насчет того, какая она в постели, и говорить нечего, я таких еще не встречал.

Галлахер сплюнул с негодованием и завистью.

- Какая же ты сволочь, Уилсон! Если она такая хорошая, почему же ты не говоришь ей, что женат, и не прекращаешь водить ее за нос?

Уилсон посмотрел на Галлахера так, как будто тот был самый последний дурак.

- Ты что! - возмутился он. - Зачем же я скажу ей это? Еще не известно, как обернется дело, когда я уволюсь из армии. Может, мне захочется поехать в Канзас и сойтись с ней. Откуда я знаю? Зачем же я ей буду говорить?.. - Уилсон покачал головой и хихикнул. - Чем меньше говоришь бабам, тем лучше, - добавил он.

Галлахера это взбесило.

- Скоты! Вы же просто скоты!

- Ну-ну, потише.

Галлахер искренне негодовал. "Вот такие, как Уилсон, живут на свете, и им легко, потому что они всегда думают только о себе. Как это несправедливо". Он разозлился и, чтобы не видеть Уилсона, перевел взгляд на джунгли.

Через некоторое время Галлахер успокоился и начал снова разбирать полученные письма. Вчера вечером он успел прочитать лишь письма жены. Все они были написаны давно, самое последнее из них - месяц назад, и, разумеется, о рождении ребенка в нем ничего не говорилось, но Галлахер считал; что в данный момент он наверняка уже отец. Срок для родов, о котором писала жена, уже миновал, и все-таки Галлахеру почему-то не верилось, что это уже позади. Все, о чем писала жена, Галлахер представлял себе происходящим в тот день, когда он читал ее письма; если она написала, что собирается на следующий день навестить подругу, он думал на следующий день после прочтения письма, что его Мэри сейчас в гостях у подруги. Здравый смысл подсказывал Галлахеру, что все это не так, тем не менее жизнь Мэри он представлял себе только в те моменты, когда читал ее письма.

Сейчас Галлахер просматривал остальные письма. Он едва взглянул на письмо от матери и прочитал Уилсону несколько смешных мест из письма Уайти Лайдона. Затем он вскрыл длинный пухлый конверт и извлек из него газету. Это была скверно отпечатанная бульварная газетка на восьми страницах.

- Я работал в этой газете, - сказал он Уилсону.

- Никогда не думал, что ты был репортером, - удивился тот.

- Да я не был репортером. Просто я был связан с политикой, - разъяснил Галлахер. - Эту газетенку выпускает наша банда накануне первичных выборов. - Галлахер посмотрел на дату - газета была выпущена в июне. - Эта уже устарела, - сказал он.

В его глазах появилась зависть, когда он увидел на первой странице знакомое имя: один из его друзей, не попавший в армию, заведовал отделом объявлений и рекламы. Галлахер знал, как это произошло. В прошлую предвыборную кампанию, еще до призыва в армию, Галлахер ходил по всем домам своего района и выпрашивал пожертвования на газету. Тот, кто набирал таких пожертвований больше других, становился заведующим отделом объявлений и рекламы и обычно получал, помимо этого, работу в школьном совете своего района. Во время прошлой кампании он не добрал всего нескольких сот долларов, но ему сказали, что на следующий год он добьется победы обязательно.

- Да, армия здорово мне подгадила, - возмущенно заметил Галлахер и начал читать газету.

Его внимание привлек следующий заголовок: "Эндрюс - фанатик из 9-го района - вон его!"

Галлахер прочитал текст заметки:

"Этот старик Эндрюс снова поднял шумиху. Его лозунг - "Эндрюс против коммунизма", как и в прошлый раз, когда он баллотировался в сенат штата, помните?

А что он сделал практически? НИЧЕГО, насколько мы можем судить. Один из его работников был вице-президентом конгресса производственных профсоюзов, а другой - директором антифашистской лиги в Нью-Йорке.

Помните, этой лиге не нравился отец Кофлин, и она хотела бойкотировать католика Франко?