А Мэри?
Что вы имеете в виду?
Вы ее ревновали? У нее были другие мужчины? Наверное, были — после той вашей измены?
Я не уверен, что она меня ревновала. Наверное, думала, что преподала мне урок, которого я не забуду до конца своих дней — и в некотором смысле, это так. Я больше не дал ей ни одного повода для ревности.
Вполне соответствует истине. Те случайные встречи в отелях никогда не имели последствий: ни подарков, ни писем, ни телефонных звонков. И никакого ослабления супружеского пыла. Абсолютно никаких оснований для ревности.
Ну а Мэри? Были у нее приключения?
Шмидт рассмеялся. Она ослабила хватку, и, воспользовавшись этим, Шмидт провел ладонью вверх по ее руке. Он подумал, не позволить ли себе еще немного подняться вверх — глядишь, наткнешься на грудь.
Приключения на стороне? Я всегда думал, что подобные вещи происходят на Франкфуртской книжной ярмарке и на всех этих издательских конференциях, куда ездят редакторы, или когда прекрасная редакторша едет в двухнедельный промо-тур с писателем. Но Мэри? Она была слишком разборчива и слишком серьезна. Я и представить не мог, чтобы она участвовала в таких сатурналиях. Она не могла бы так быстро решиться. Я всегда был уверен, что после банкета она честно читает рукопись в своем номере, или отсыпается, или пишет Шарлотте очередное чудное письмо.
Еще одна ложь, впрочем, неизбежная для джентльмена. На самом деле Шмидт надеялся, что во Франкфурте, Лос-Анджелесе, Детройте и где бы еще ни делал свои дела и ни искал удовольствий американский книжный бизнес, Мэри предается осторожному промискуитету — вдруг это чудесным образом сделает ее смелее в постели? Как его попытки приучить ее трогать саму себя. Да только она была более чем разборчива — привередлива. Трудно представить, что Мэри не побрезговала бы отдаться кому попало, даже получив верный сексуальный сигнал. А для церемоний ей не хватало времени. Но, может быть, он ошибался. Может, лишь с ним она была такой, а другие мужчины укладывали ее в два счета.
Рената ободряюще похлопала руку Шмидта, гладящую ее локоть, и снова заулыбалась.
Здесь все так непросто, сказала она. Не надо забывать, например, что многих волнует возможность оказаться в постели с незнакомцем. А еще есть, например, садистские фантазии, которые люди, состоящие в браке, не хотят осуществлять со своими супругами. Что вы об этом думаете?
Я уверен, что вы правы. Вы ведь догадываетесь, что обычно я ни с кем не обсуждаю такие вещи, кроме, разве что, одного друга, которого я знаю едва ли не всю жизнь? Зачем мы сейчас говорим об этом?
Думаю, потому, что я вас завела, и вы поняли, что разговор с психоаналитиком о сокровенном может доставлять удовольствие. Сомневаюсь, что у вас много возможностей свободно говорить об этом — только с тем другом, и все. Мы пока особенно не продвинулись, потому что вы не были честны, но, должна сказать, вы меня страшно заинтересовали.
Да что вы? Я думал, я самый заурядный человек.
Это также может быть интересно само по себе. А Джон верно говорит, что у вас с Шарлоттой больше нет родных?
Именно так. Мэри с детства сирота. Тети, которая ее вырастила, уже нет. Мой отец умер, когда мне было сорок с небольшим, мать — и того раньше. У каждого из них есть двоюродные братья и сестры и, пожалуй, какие-то дядья, но мои с ними не дружили. И не поддерживали связь. Не припомню, чтобы на похороны отца приезжал кто-то из родни. С другой стороны, в большой розовой вилле в Уэст-Палм-Бич живет моя мачеха, которая вполне здорова и благополучна и, по ее собственным словам, едва ли не моложе меня!
Джон никогда о ней не говорил, и Шарлотта тоже.
Ну а чего ради им это делать? Шарлотта своего деда не помнит, а с Бонни — так зовут мачеху — я общаюсь от случая к случаю. Вот когда умер отец, я приезжал забрать одежду, которую он мне оставил, да еще она мне вручила набор каких-то его вещей, видимо, тех, что ей не нравились, нашла способ отделаться; я не стал об этом задумываться. Мы одно время переписывались — по письму раз в год, под Рождество.
Шмидт замолчал и отнял руку. Дорогая Рената, предложите мне еще капельку виски. Я не против рассказать вам эту историю: это все было уже так давно.
Налейте сами. Я так расслабилась.
Ага. Ну так вот. Отец, понимаете, лишил меня наследства — он все оставил Бонни, включая мебель, которая принадлежала нашей семье много лет. Бонни не та тема, которую я стал бы обсуждать с Джоном. Да и с Шарлоттой-то, наверное, никогда не обсуждал. Бонни принадлежит прошлой жизни, тому времени, когда я учился в университете, начинал практиковать. Все это осталось позади, когда я встретил Мэри.
Читать дальше