Энн Ветемаа - Сребропряхи

Мадис Картуль сидит один в первом ряду. И Пийдерпуу нет рядом, замечает Фараон. Мадис Картуль всегда вызывал у него тайную симпатию, но после вчерашнего Фараону даже смотреть на Мадиса противно. Казалось, такой здравомыслящий старикан, и вот поди ж ты, какая-то вертихвостка морочит ему голову, превратила мужчину в мальчишку!

— Ну что ж, надо полагать, сегодня удастся посмотреть, и как детей делают, в прошлый раз мы уж до постели добрались. — Фараон не в силах сдерживаться. Видно, здорово не в духе, отмечают в зале.

Мадис Картуль бросает на него взгляд.

— Да, похоже, вы не прочь на это полюбоваться, — бурчит он себе под нос.

— То есть как это? Что вы хотите этим сказать?! — рычит Фараон, и рука его тянется к месту, где находится печень.

— А для чего ж еще этот просмотр? Я делаю ребенка, а вы хотите поглядеть, как это происходит. У меня еще только треть отснята, а вы уж баюкать собрались.

— Я не допущу, чтобы в нашей студии делали… это самое… подобные мерзости — вот что!

— А то мало их тут уже понаделали… Может, потом поговорим? У меня съемочная группа простаивает.

— Я думаю, что она еще очень долго будет простаивать.

И Фараон плюхается в кресло. Он в ярости, но в глубине души ему все же симпатичен этот картофельный мужик. По крайней мере, хоть один смелый человек.

— Ну, давайте.

Когда шеф в зале, обычных проволочек, как правило, не бывает. Свет гаснет, механик быстро устанавливает фокус. И вот пошло.

— Румму Юри подъезжает к поместью, — комментирует Мадис Картуль. — Надеюсь, со сценарием-то вы ознакомились? — не может он удержаться.

Карета с гербом подкатывает к барскому дому. На козлах восседает усатый кучер. Н-да, думает Фараон, тех же щей, да пожиже влей, все тот же супчик из обглоданной кости — «Реликвия»… Когда в первый раз варили, недурно было, но сколько можно одну и ту же кость обсасывать? Фараон зевает и не считает нужным это скрывать. Теперь из кареты должен выскочить пресловутый народный герой и конокрад. Конечно, в момент объегорит всех шаржированных баронов, рецепт давно известный. Хм, этот плевок на каретную дверцу не так уж плох, отмечает Фараон и смотрит уже не без интереса, как кучер тряпицей наводит блеск на герб. Недурственно, да. Но тут же недоумение: что это за заморыш выпрыгивает из кареты? Неужели Румму Юри?

— Уж не Румму ли Юри этот курокрад? — Тикербяр задает вопрос, возникший у Фараона. Тикербяр до того удивлен, что даже не успевает придать своей фразе иронический оттенок.

— Нельзя ли потише! — раздается из первого ряда.

«Курокрад» — неплохо сказано, думает директор студии. Но сейчас он не в состоянии в полной мере оценить остроумие Тикербяра, ведь всем, абсолютно всем, кроме него, директора студии, провал Мадиса на руку — неудача коллеги всегда приятна его конкурентам. А за план студии Павлу Вара отвечать. Поэтому он поддерживает просьбу Мадиса о тишине. Властно и сердито. Корабль идет ко дну, но вы не в свое дело не суйтесь! Радоваться рано.

Черт возьми, этот Альдонас Красаускас действительно форменный курокрад! Интересно, что Картуль хочет сказать подобным Румму Юри? Что это за фильм он задумал?

В просмотровом зале мертвая тишина. Рейн Пийдерпуу сидит с судорожно сжатыми кулаками. Значит, Мадис выбрал последний дубль, самый неудачный, тринадцатый, кажется. Рейн прекрасно помнит тот злополучный съемочный день, когда Красаускас в конце концов швырнул офицерскую фуражку чуть не в самую камеру. Но ведь первые дубли были довольно приличные… Почему же Мадис взял этот?

Тщедушный Румму Юри бежит по коридорам, со стен на него вылупились презрительно застывшие самодовольные портреты баронов, полутысячелетняя кондовая, ражая, рыжая история с усмешкой следит за бегуном в крестьянской одежде. Вот он вбегает в последнюю комнату, начинает переодеваться. Руки у него трясутся, пуговицы не застегиваются. Крыса в ловушке. И все же, надо признать, он впечатляет… Но почему-то в его гротеске нет комизма. Не возникает ни малейшего желания посмеяться над Румму Юри. Это было бы все равно… все равно что посмеяться над самим собой. Значит, Мадис умышленно довел в тот раз литовца до истерики. Неужели он мог предвидеть этот неожиданный эффект? Рейн Пийдерпуу в полном недоумении.

Фараон больше не зевает. Во все глаза смотрит он на странного героя. Или антигероя? По сценарию, Румму Юри тут же попадает в волчью стаю. «Bitte schon! Parlez vous francais?» — вот, по мысли Синиранда, весь словарный запас этого мужичонки. (Настоящий Румму Юри наверняка прилично владел, по крайней мере, немецким языком.) Странно, Фараон неожиданно для самого себя сочувствует бедному Румму Юри. Что это значит?