Абд ар-Рахман аш-Шаркави - Феллах

— Подлец! Разве так можно, исподтишка?

— Это же нечестно!

— Он ни на что другое не способен!

Люди бросились к Абдель-Азиму, помогли ему подняться на ноги. Затем все как по команде двинулись на Тауфика. Толпа все теснее сжимала Тауфика, жарко дыша ему в лицо и затылок. Несколько человек угрожающе занесли над его головой палки. Тауфик, бледный и растерянный, в испуге озирался по сторонам. Боясь, что произойдет непоправимое, он вдруг в исступлении закричал:

— Я не хотел… Не бейте меня!.. Ради аллаха, не бейте! Я не сам. Меня подбил Ризк-бей!

— Ризк-бей?! Да что ты мелешь? — возмутился шейх Талба. — Постеснялся бы. наговаривать на почтенного человека! Он дал нам на свадьбу своих верблюдов. Да знаешь ли ты, негодяй, что Ризк-бей не пожалел десяти фунтов на подарок невесте?! Сам лично мне вручил, когда я пришел пригласить его на свадьбу… И если бы не срочные дела в Каире, он обязательно был бы на свадьбе моей дочери! А ты говоришь — Ризк-бей! Да как только у тебя язык повернулся! Другое дело, Исмаил. Этому еще можно было бы поверить. Он уже влип в одну грязную историю. Вот и ответит за свои проделки! От него можно ожидать любой подлости. Говори, кто тебя на это подбил?! Выкладывай начистоту!..

— Ладно, шейх Талба, и так все ясно… Все они одного поля ягодки!..

Феллахи, сжав кулаки, грозно надвигались на Тауфика. Он стоял, пугливо озираясь по сторонам, все еще надеясь хоть у кого-нибудь найти поддержку, но наталкивался только на враждебные взгляды. Вдруг чьи-то крепкие, заскорузлые пальцы больно стиснули сзади его локти, Тауфик испуганно закричал. Он попытался вырваться, но не смог и опять стал жалобно канючить:

— Отпустите!.. Я не виноват! Мне приказал Ризк-бей. Вызови Абдель-Азима, говорит, да постарайся ударить его посильнее. Тебе ничего не будет. Ведь это игра!

— Ничего себе игра!.. — заметил один из феллахов. — Слава всевышнему, что все обошлось благополучно. Главное — наш Абдель-Азим жив и здоров. А он не злопамятный. — И, повернувшись к Тауфику, добавил: — Кайся перед лицом аллаха! А Абдель-Азим тебя простит. Разве на осла можно сердиться?

— Не такой уж он безмозглый осел, как тебе кажется! — горячо возразил кто-то. — Конечно, слава аллаху, что он не покалечил Абдель-Азима. А мог бы и убить! Нет, это так оставлять нельзя. Надо непременно сообщить в полицию… Послушай, Тауфик! Если потребуется, ты повторишь там все, что сказал сейчас? Ну, хотя бы то, что именно Ризк, а никто другой подговорил тебя ударить Абдель-Азима?

— Нет, что вы! Только не это!.. Все что угодно, но не это! — взмолился Тауфик. — Умоляю вас, не надо в полицию. Пусть все останется между нами. На коленях вас прошу: не говорите! Я виноват перед вами! Простите меня…

Отыскав в толпе Абдель-Азима — тот стоял чуть поодаль в окружении друзей. — Тауфик бросился перед ним на колени.

— Прости меня, Абдель-Азим! Ради аллаха, прости!.. Требуй все, что хочешь! Хочешь — заколю теленка?.. Пусть это будет моим подарком на свадьбу. Умоляю, не зови полицию! Да я для тебя вылезу из собственной кожи, только не зови! Клянусь аллахом, ничего против тебя я замышлять не стану! Прости…

— Ладно, ладно, — примирительно вставил цирюльник, — хватит тебе хныкать. Ты меньше чеши языком, лучше дело делай. Пошел бы да заколол теленка. Вот тогда, может, Абдель-Азим и простил бы тебя. Верно я говорю?

Абдель-Азим снисходительно улыбнулся. В толпе послышались одобрительные голоса.

Тауфик, обрадовавшись спасению, затрусил к дому. За ним еле поспевали добровольцы, вызвавшиеся помочь ему разделать теленка. По дороге жарко спорили, принести теленка вечером на свадьбу или раздать бедным. После долгих препирательств порешили: приготовить угощение в доме Тауфика — пусть кто хочет приходит и ест.

— Пожалуй, и для Тауфика хуже наказания не придумаешь! — пошутил кто-то. — Для него это страшнее виселицы.

Что касается Тауфика, то он соглашался на все, лишь бы спасти свою шкуру, лишь бы Ризк-бей не узнал, что он его выдал.

Всю ночь в деревне никто не сомкнул глаз. Веселились до утра. Играла музыка, пели песни, водили хоровод, плясали. Не забыли и о теленке, приготовленном в доме Тауфика. К утру от него ничего не осталось. Ели с аппетитом — не слишком часто приходится пробовать такое мясо!

А наутро опять собрались вокруг земляков, что вернулись из тюрьмы. Абдель-Максуд не просто рассказывал о пережитом, не ограничивался воспоминаниями о тяжелых днях. Он призывал всеми силами, всеми способами бороться с людьми, воплощающими зло на земле.