Дмитрий Тростников - Знаменитость

И правда, когда-то отказавшийся работать с нами Янкель Шейфер, невзирая на свою монументальную солидность, потешно пытался ускориться, догоняя трамвай. Поняв, что его заметили, старый импресарио остановился, призывно и повелительно махнув рукой.

— Езжайте дальше, адрес знаете. Я скоро догоню, — распорядился Рудик музыкантам, на ходу соскакивая с трамвая. Мы с Алешей последовали его примеру.

Янкель Моисеевич стоял, ожидая нас, и старался отдышаться. Резкий порыв ветра со стороны моря, первый за этот день, потрепал его седую кудрявую шевелюру и закрутил вихрями опавшие листья на брусчатке.

— Беда, Лева! — без предисловий сообщил старый импресарио. — Счастье, что я тебя нашел. С Питера понаехала целая банда! Вот этих твоих подопечных разыскивают. Говорят — должны много, — он кивнул в нашу сторону.

— Вранье это все, я за них знаю! — возразил Лев Евгеньевич.

— Ты знаешь за вранье, я тебе верю. Но авторитетные люди их не знают. И войны настоящей никто не хочет. А из-за них она может начаться. От твоих непутевых друзей одни неприятности — не зря чуяло мое сердце! И когда питерские со своим Бесом достанут ножи — еще неизвестно, как все повернется. По справедливости или туда, где сила… — вздохнул Шейфер. — Потому и торопился предупредить тебя, Лева. Бандиты уже рыщут по Одессе и вот-вот вас найдут. И тогда кого-то придется хоронить…

Новый порыв ветра закрутил пыль вдоль улицы. Прогноз погоды сбывался быстро, как это случается в приморских городах. Над морем небо уже захмурилось. Лев Рудик провел рукой, приглаживая лысину, и выругался вполголоса.

— Хотел успеть альбом записать. Музыканты уже едут на квартиру. Все готово…

— Боюсь, Лева, уже не только музыканты туда едут, — вздохнул Янкель Шейфер. — Ты скольким людям адрес говорил?

— Да почти никому… Вот Яшке-молдавану сейчас сказал, чтобы скрипача Моисея Лабуха туда отвез.

— Моисей Лабух! Это легенда. У тебя, правда, мог получиться великолепный концерт, — мечтательно оценил старый импресарио. — Но ехать туда уже нельзя. Кто поручится, что Яша тебя не сдаст, польстившись на деньги или когда нож к горлу приставят? А эти урки многое уже знают. Так что в Одессе для твоих друзей безопасных мест больше не осталось…

И его правота стала ясна и Рудику, и даже мне. Лев Евгеньевич зажмурился еще на секунду, как от сильной зубной боли. А потом решительно повернулся к нам.

— Треба вам уезжать. И срочно, — велел он.

— Что, даже на квартиру за вещами нельзя? Там же рыба! Даже не попробуем? — опешил Алеша.

Лев Евгеньевич в ответ только вздохнул.

Через полчаса в одном из закутков одесского вокзала, подальше от лишних глаз, мы прощались со Львом Рудиком. Он принес билеты на поезд, который уходил уже через сорок минут. И дал немного денег с собой.

— Так в море ни разу и не окунулся и Одессу не посмотрел совсем, — подвел грустный итог Алеша.

— Лева, а как же ты, ведь опасно? — спросил я.

— И не из таких переплетов выбирался. А у себя в родной Одессе уж точно как-нибудь вывернусь, — пообещал он и пояснил: — Без вас мне будет проще.

Я не выдержал и обнял его. А за мной и Алеша.

— Что-то не везет мне в музыкальном бизнесе! Хотел Высоцкого записать — не вышло, Козырного нашел — и снова облом. Наверное, не в шоу-бизнес мне надо было податься, а в шашлычники? Или заниматься снабжением, ни на что не отвлекаясь? Снабжение получается, а с музыкой сплошные проблемы, — попытался отшутиться наш одесский продюсер. — Ну ладно, побегу, пока дождь не начался…

Рудик ушел быстрым шагом, не оглядываясь. И мне показалось, что он нарочно заторопился, чтобы мы не увидели, как он расстроился, и уезжали с легким сердцем, насколько это возможно.

Я перевел взгляд на Алешу. Тот смотрел на хмурящееся небо и как будто что-то подсчитывал.

— Сережа, сколько у нас времени до поезда? Мне бы домой, на квартиру смотаться надо, — наконец изрек он.

— Ты что, рехнулся?! — возмутился я. — Сказали же — никаких квартир!

— Мой «Стратакастер» там, на балконе остался…

— Какой, к черту, «Стратакастер»?! — возмутился я. — Там уже Бес со своими молодчиками орудует. И как ты вспомнил-то? Ни разу за все дни гитару в руки не взял, она там только пылилась, а теперь приспичило? Да и сломана она, все равно никуда не годится…

Алеша виновато разглядывал носки своих сандалий, купленных здесь в Одессе.

— Может, и нет там еще никакого Беса? Мы же точно не знаем. А у страха глаза велики… А если и есть, не могу я свою раненую гитару бросить врагам на поругание. Это как самого себя предать. Ты тут меня подожди, я один сбегаю, пока сорок минут есть. Я мигом!