Е. Бирман - Игра в «Мурку»

Есть твердый принцип у автора: не утомлять читателя описаниями природных явлений. Одно предложение, от силы — два-три, и хватит. Не станет он глядеть в умилении на чудный пейзаж, описывать в самозабвенном наслаждении дивные его детали, когда Читатель уже, вероятно, прищурил один глаз и словно говорит автору: «Да ведь я всего этого не вижу. Что же ты, будто нанес на хлеб тонкий слой маслица, разложил селедочку без единой косточки по поверхности и лопаешь его с таким аппетитом, что у нас слюнки текут, а нам только и достается, что понюхать виртуальный запах несуществующего бутерброда».

Не таков автор, не станет он мучить читателей. Главу завершит он простой для восприятия картиной: лежащий на нарах Теодор, за ним окошко в клеточку, через него вид на угол собора, перекрытый в данный момент припарковавшимся у ближнего тротуара грузовиком с лишенной всякой загадочности надписью на борту: «Coca-Cola». И теперь, почитывая в удобной постели книгу, читатель, хоть и не представляет в точности, как выглядит угол собора через тюремную решетку КПЗ Русского Подворья в Иерусалиме, все же, надеемся, в меньшей обиде на автора. Давно не лежал Теодор на верхней полке, ну разве что в сауне Holmes Place на полотенце, после беговой дорожки и

бассейна. Случись ему сегодня ехать по России на поезде, выбрал ли бы он, как обычно, верхнюю полку? Наверное, уже нет, уступил бы ее худощавому студенту, каким был когда-то сам, когда возвращался на каникулы домой и выпал у него, пока он спал, из кармана рубль, и женщина на нижней полке сказала жалостливо: «Наверное, деньги этого студентика», — и вернула ему желтый рубль, когда он проснулся и спрыгнул на покачивающийся на рельсах пол вагона.

Желтый цвет этого рубля и грубая решетка на окне, сквозь которую поглядывал Теодор на православный собор, напомнили ему жалюзи в его с Баронессой спальне, рисованные серые с блекло-голубоватым отливом листья на желтом фоне их любимого постельного комплекта. Что видит сейчас Баронесса? Им не скоро еще позволят свидания, ведь он — не то предатель, не то агент иностранной разведки, опасный для обороны страны.

А Баронесса сквозь щели жалюзи позади стеклянной двери на балкон видит ветви разросшихся кустов двуцветного фикуса с листьями из зеленой сердцевины и желтоватых обводов, вдруг приобретшими в лучах низкого утреннего солнца оттенок грустной осенней желтизны. Мелкими листьями, будто новенькими медяками, так обильны кусты, кажется — нет довольно товаров в мире для такой груды монет: сторгуешь столичный город славного государства, а денежная гора все так же велика. Засохшая прошлогодняя, не спиленная еще ветвь пальмы оперлась о парапет балкона, сначала топорщиась своими пальцами с остро подпиленными ногтями в сторону спальни, потом обмякла и обвисла мягко, как свисает с края тесной табуретки мохнатая лапа рыжей собаки, пристроившейся смотреть, не мигая, на своих хозяев.

Есть твердый принцип у автора: не утомлять читателя описаниями природных явлений. Одно предложение, от силы — два-три, и хватит. Не станет он глядеть в умилении на чудный пейзаж, описывать в самозабвенном наслаждении дивные его детали, когда Читатель уже, вероятно, прищурил один глаз и словно говорит автору: «Да ведь я всего этого не вижу. Что же ты, будто нанес на хлеб тонкий слой маслица, разложил селедочку без единой косточки по поверхности и лопаешь его с таким аппетитом, что у нас слюнки текут, а нам только и достается, что понюхать виртуальный запах несуществующего бутерброда».

Не таков автор, не станет он мучить читателей. Главу завершит он простой для восприятия картиной: лежащий на нарах Теодор, за ним окошко в клеточку, через него вид на угол собора, перекрытый в данный момент припарковавшимся у ближнего тротуара грузовиком с лишенной всякой загадочности надписью на борту: «Coca-Cola». И теперь, почитывая в удобной постели книгу, читатель, хоть и не представляет в точности, как выглядит угол собора через тюремную решетку КПЗ Русского Подворья в Иерусалиме, все же, надеемся, в меньшей обиде на автора.

Серега выглядел очень взволнованным, когда обращался к полковнику Громочастному.

— Что это? Зачем? Что он вам плохого сделал? — спрашивал Серега с обидой в голосе. — Зачем вы его сдали?

Полковник смотрел на Серегу с интересом.

— Каков главный принцип русских спецслужб? — спросил наконец Громочастный спокойно.

— Безопасность Отечества, — сказал Серега. — Но при чем тут это? Чем Теодор навредил России?