Ева Хорнунг - Дог-бой

Они еще один или два раза куда-то свернули. Обходя очередную машину, припаркованную прямо на тротуаре, Ромочка вдруг понял, что почти заблудился. Надо бы вернуться! Но дома холодно и темно, там больше ничем не пахнет — даже дядей. А потом, не успел он и глазом моргнуть, они очутились в совершенно незнакомом месте. Все, потерялся! Лучше представить себе, что у собак на обед. Перед его мысленным взором встали миски с кусочками мяса и капустой. Миски стояли рядком, а с краю — одна лишняя, для него. Но, может быть, собакам не по карману мясо кусочками? Наверное, они едят суп с картошкой и луком, сваренный на больших костях. Или куриную лапшу. Или просто картошку — горячую, от которой идет пар. Размятую в пюре, с маслом. Вдруг Ромочка вспомнил: ведь у собак нет денег! Значит, они еду воруют… или им ее кто-нибудь дарит. Он бы сейчас съел все что угодно. Котлеты! Колбасу! Пельмени! Пончики… Его рот наполнился слюной.

На улицах было полно народу. Люди возвращались домой с работы или из магазинов. Никто не обращал на Ромочку внимания, не останавливал его, не спрашивал, как его зовут. Мальчик идет по улице с собаками. С первого взгляда и не поймешь, что он здесь не главный, а, наоборот, бежит за собаками. Наверное, все решили, что он — маленький хозяин трех больших псов. Да, взрослых рядом нет, а Ромочка еще маленький и вряд ли имеет право бегать по городу без родителей, но, раз он бежит с собаками, все, видимо, сразу понимают, что он не потерялся и не заблудился.

Людные улицы закончились; три собаки и мальчик побежали по темным переулкам. Они пролезали в калитки и дыры в сетчатых изгородях, заросших бурьяном. Вдали теснились высотные дома с блестящими на солнце окнами — как вымытые тарелки в сушилке. Дальше пошли двух-трехэтажные дома без балконов: конторы, склады, заводские строения. Собаки и мальчик пробегали мимо одинаковых пятиэтажек, облицованных потрескавшейся плиткой; в неухоженных двориках между ними росли кривые березки. Из домов тянуло жареным луком и капустой. Усталые жильцы готовили ужин, переходили из одной теплой комнаты в другую, ругались, пили горячий чай или ели суп.

Они замедляли шаг только для того, чтобы перейти дорогу и обойти машины или людей, а потом снова прибавляли ходу.

В конце переулка раскинулось открытое пространство. Улицы закончились. Ромочка увидел огромный пустырь, заваленный кучами всякого хлама. На пустыре чернели странные приземистые строения: заводы и склады без людей. Три собаки остановились и закружили на месте, обнюхивая поочередно все столбы ограды. Они бегали вокруг, словно забыли про Ромочку, и старательно метили каждый столб. Потом все три затрусили дальше так же целеустремленно, как прежде. Ромочка старался не отставать, но все время спотыкался. Собаки, одна за другой, проползли в дыру в ограде и побежали по пустырю, в зарослях почерневших от мороза сорняков. На заиндевевшей земле отчетливо виднелись отпечатки собачьих лап: широкие посередине и крошечные по бокам. На краю пустыря Ромочка вдруг споткнулся и чуть не упал. Первая собака вернулась и села рядом, поджидая его. Она смотрела ему прямо в глаза. Ромочка кивнул ей и затрусил дальше.

Они по очереди протиснулись в узкую щель между кирпичной стеной и сеткой и очутились на заброшенной стройплощадке. По разбитой дороге проехала машина; мимо шли какие-то оборванцы. К стене привалился спящий человек. Его поливал дождь; от него пахло мокрой шерстью и мочой. Собаки обошли его подальше, но, в общем, словно и не замечали.

Когда «его» собака скрылась за сломанной калиткой, силы у Ромочки были почти на исходе. Протиснувшись в калитку следом за собаками, он очутился на старом дворе, поросшем кустиками жухлой травы. Посередине стояли пять корявых замшелых яблонь — наверное, когда-то здесь был сад. На фоне неба отчетливо выделялись развалины старой церкви, почерневшие и закопченные. Купол обвалился и лежал на полу, посередине.

В бывшем церковном подвале находилось собачье логово. Пришлось протиснуться в лаз и проползти по узкому каменному туннелю. Внутри было темно. Где-то повизгивали и взлаивали щенята.

Вот так и получилось: в погоне за тремя собаками одинокий мальчик бежал по обычным улицам, мимо обычных домов, мимо обычных людей, а потом пересек границу, которую редко кто переходит и даже редко кто себе представляет.

Сначала он ничего не заметил.

Ромочка ничего не видел. В нос ударило зловоние — резкое и едкое, хотя нос еще не отошел от мороза. Постепенно он разглядел, что они спустились в просторное помещение; в потолке здесь и там виднелись дыры и щели. Две более молодые собаки устроились у стены на полу и принялись чесаться и вылизываться. Когда Ромочкины глаза привыкли к темноте, он заметил, что в подвале нет никакой еды. «Его» собака затрусила в дальний угол, где на куче всякого хлама копошились четыре крошечных щенка. Ромочка подполз к куче и сел на корточки. Щенки, повизгивая, облизывали мать. Потом собака-мать легла на бок, а щенки принялись тыкаться мордочками ей в брюхо. Собака-мать смотрела на него черными блестящими глазами. Щенки возились, толкались и рычали друг на друга. Собака-мать перебирала стройными лапами. Между черными подушечками торчали пучки светлой шерсти. К щенкам она относилась очень заботливо, но строго. Сразу стало понятно, кто здесь главный. Интересно, подумал Ромочка, вкусное ли собачье молоко? Он придвинулся поближе. В животе у него заурчало. Собака не сводила с него глаз. От уютного гнездышка и от копошащихся в нем щенят веяло теплом. Лицо у Ромочки оттаивало. Он опустился на четвереньки, потом лег на живот и пополз к кормящей суке. Та басовито, властно зарычала, и он замер. Потом, отведя глаза в сторону, подполз чуть ближе. Вот он уже совсем рядом с копошащимися щенками, а их мать по-прежнему низко рычит. Ромочка осторожно втиснулся в теплое гнездышко и зубами стащил с рук заледеневшие варежки.