Ева Хорнунг - Дог-бой

В то первое утро Ромочка дал всем щенкам имена. Он горделиво оглядывал их. Четыре штуки, и все его собственные! Коричневый Братец, Черная Сестрица, Белая Сестрица, Серый Братец. На следующий день он придумал им другие клички, но скоро забыл их — как забыл и то, что в первые дни он считал их другими, не такими, как он сам, человечий детеныш. Они шумно дышали и пыхтели, согревая его ночью, и дрались с ним за лучшее место на лежанке и за Мамочкино молоко. Они облизывали его, оставляя на лице молочные следы. Ромочка ощупывал руками их теплые мордочки, брюшки и загривки — гладил их, боролся с ними, вылизывал их, целовал.

Взрослых собак в их семье было три. Когда они возвращались с улицы, их крупные костистые фигуры как будто заполняли собой все логово. Главной, вожаком стаи, считалась сильная и ласковая Мамочка, которая давала молоко. Еще две взрослые собаки тоже были ее детьми, только из предыдущего помета. Они уже выросли, но к Мамочке относились по-прежнему ласково и почтительно.

Две взрослые собаки, большие и сильные, спокойно могли сбить его с ног. В общем, они не особенно церемонились с Ромочкой, но относились к нему вполне терпимо — как и к его молочным братикам и сестричкам, маленьким щенятам.

От малышей пахло молоком, а от взрослых собак — слюной и еще чем-то неприятным, даже противным. И все же у каждой собаки запах был свой, отличный от остальных. И каждая взрослая собака несла свой запах на языке, на лапах, на коже, в испражнениях и моче, которая заменяла им личную подпись. А свою власть они демонстрировали с помощью зубов — чистых и острых. Целуя щенков и друг друга, они сообщали о состоянии своего здоровья и о своих достижениях. Ромочка тоже тыкался в морды щенкам, целовал взрослых, когда те возвращались с охоты, обнюхивал их загривки и плечи и выяснял, чем они занимались и что сегодня нашли. Ему, как и щенкам, интересно было узнавать разные истории по запаху, который шел от шерсти и раскрытых пастей, но его истории были неполными, потому что он не умел распознавать подробностей.

Мамочка была гораздо заднее двух других взрослых. Она успешно заправляла всеми делами в их стае. Мамочка поднимала голову и плечи от щенков, и двое выросших детей сразу переставали ссориться из-за костей и успокаивались. Мамочка умела прекратить грызню между Черным Псом и Золотистой Сукой, едва покосившись на них.

Мамочке часто приходилось рисковать и избегать опасности; морда и плечи могли бы многое рассказать о ее мудрости и богатом жизненном опыте. Риск ее не притягивал; она не бежала по остывшему следу только ради того, чтобы посмотреть, что случилось с кем-то другим. Она не спешила пропитываться всеми встречными незнакомыми запахами. Запах у нее был один, отчетливый, который окутывал ее как плащ, как маскарадный костюм. Мамочка добывала пропитание в проверенных местах — там, где не поджидали всякие беды и неприятности. Кроме того. Мамочка хорошо знала людей; ее многочисленные шрамы свидетельствовали как о людской нежности, так и о людском зверстве.

Двое Мамочкиных детей из предыдущего помета были крепкие, здоровые и глупые — им бы только бегать. Они обожали всякие новые запахи и стремились потакать своим капризам. Им не терпелось все обнюхать, все повидать. Малыши с восторгом ползали по ним, читая истории их похождений, пока взрослые не сбрасывали их. Золотистая унаследовала Мамочкину отвагу и хитрость. Она была чуть темнее матери, с желтоватой головой и золотисто-серой густой гривой. Черный, ее брат, был самым крупным в стае. От матери он взял широкий, крепкий костяк и густую шерсть. В полумраке светлая голова казалась маской над черным треугольником груди, черным поджарым брюхом и черными лапами. Черный бывал безрассудно смелым, но иногда отчего-то трусил. Тогда он огрызался на всех или уползал в угол.

Первое время к Ромочке относились как к пятому несмышленому щенку. Его нужно было кормить и охранять. Взрослые толкали его, пинали, кусали и лизали. Ему выговаривали; его стыдили. Он, со своей стороны, очень старался угодить взрослым, а когда на него рычали, опускал глаза вниз. Первое время он старался во всем подражать своим молочным братьям и сестрам, своим однопометникам. Щенки стремительно росли и скоро превзошли его во всем. Он подражал их проворству. Он пытался услышать то, что слышат они, и определять Мамочку по запаху еще до того, как она появлялась, — совсем как они.

И все же он умел многое из того, что было недоступно щенкам: например, наслаждаясь молоком, он одновременно гладил Мамочку.