Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

Пиханде стало вдруг невтерпеж, и он выбежал из мельницы. Даже диву давался: словно крылья у него выросли — домчался до Митроновой кузни, ничуть не запыхавшись. Мужики, что были там, жадно читали текст «Кливлендского соглашения», передавали его из рук в руки, а железнодорожник Ян Аноста под конец торжественно возгласил: «Ну, ребята, язви вашу душу, и нам тут дома не гоже позориться!»

В первые дни и недели в русском плену Петер Пиханда хватил лиха. В прифронтовой полосе пленные ютились в деревянных загаженных и плохо отапливаемых бараках. День и ночь сжирали их вши, терзали блохи, сосали клопы и изводила чесотка. Офицеры обращались с ними грубо и жестоко, честили их, разносили за всякую мелочь, принуждали часами бессмысленно бегать по двору или делать приседания. Пища скудная, а то и вовсе никакой. Пленных мордовал голод. В такие минуты, обычно по вечерам, в стонущем бараке Петер проваливался в фантасмагорические сновидения. Упорно являлась ему полная миска теплых галушек с брынзой и свиными шкварками. Он погружал в нее трясущиеся руки, набирал полные пригоршни и жадно запихивал в разинутый рот. Он просто давился галушками, глотал их не жуя и терял сознание от их пронзительного запаха… Только галушек не было и в помине! Озябшие, грязные и иссохшие от голода тела пленных чахли и недужили. И все же редко кто из них роптал: так или эдак, а в плену было лучше, чем на окопной войне. Голод, холод и хвори терзали их меньше, чем фронтовой страх. Они стойко переносили и руготню офицеров: «Сволочь австрийская!», и каждодневную надсаду, заставляли себя терпеть холод и грязь. Изо дня в день они рыли за линией фронта огромные ямы. В одних хоронили пленных, умерших от ранений, тифа и других болезней, в других — убитых русских солдат. Бросали их в ямы словно сгнившие, трухлявые и ненужные деревяшки, посыпали известкой и закапывали. Не один пленный, сморенный голодом, холодом и изнурительной работой, валился с ног прямо на краю общей могилы и, теряя сознание, чудом в нее не скатывался. Но среди охранников случались и добрые парни. Они частенько разрешали пленным выкапывать и выбирать из-под снега мерзлую свеклу или картошку, оставшиеся на поле, по которому прошла война. Вот так Петер Пиханда однажды даже сломал два ногтя. На пальцах обнажилось живое мясо и долго сочилась кровь. Но карманы его были полны картошки, а в руках — две сахарные свеклы. В бараке он согревал их собственным телом и украдкой сырыми грыз. Он засыпал с набитым желудком и с несказанным блаженством думал о Марии Радковой. Чудилось ему, что она сидит рядом на твердом топчане, дует ему на саднящие пальцы, берет его усталую голову в ладони и ищет в ней вшей… За какую-то одну неделю почти половина пленных в бараке занемогла куриной слепотой. Многие сочли это за счастье: хотя бы не нужно идти работать! И Петер Пиханда с опухшими, слезящимися глазами слепо пошатывался из стороны в сторону. Ночью в страхе он жмурился и тер незрячие глаза, а днем с надеждой щурил их на теплое солнце. Кто знает, может, все и ослепли бы вконец, не привези охранники откуда-то большие бочки с капустой. Капусту поделили между пленными, и каждый умял ее по меньшей мере кило пять. Сперва, правда, их всех прохватил небывалый понос, и схватки полуослепших пленных у выгребной ямы были, пожалуй, пояростней фронтовых. Но зрение к ним вернулось, куриную слепоту как рукой сняло, и в один прекрасный день начальник охраны объявил им, что на следующий день они отправляются в тыл России, на поля, в деревни, в города, на заводы. Охранник, улыбчивый русский солдат, особо расположенный к Петеру, шепнул ему: «Не бойсь, Петер, теперь лучше будет, ты в Питер поедешь!» Питер, Петербург, Петроград! Петер Пиханда не смог сдержать слез и на другой день с радостью влез в товарный вагон… Неторопливо удалялись они из фронтовой полосы в глубь России. Неторопливо удалялись от окопной войны, которая лишь в поезде казалась бессмысленной и смешной… До Петрограда тащились целую неделю. Там Петера Пиханду определили работать на Путиловском заводе.

Павол Жуфанко погиб и тем, как говорилось, внес свой вклад в победу.

В конце января 1916 года была оккупирована Черногория, и ее заняли австро-венгерские части. Черногорцы, однако, защищались ожесточенно и мужественно. Мужчины и женщины боролись до последней капли крови. В снегу у дорог, в лесах — повсюду валялись трупы мужчин и помогавших им воевать женщин. И Павола Жуфанко убила женщина, выстрелив ему в сердце. Пока Карол Пиханда пытался вернуть товарища к жизни, Юрай Вицен саданул по черногорке и в ярости кинулся к ней. Он ревел не помня себя и пинал женщину в зад: «У, стерва, убила Павола, но и ты, курва, тоже отвоевалась!» Карол Пиханда закрыл мертвому товарищу глаза и тут же потянул Юрая Вицена к земле. «Ложись, осел, и тебя укокошат!» — кричал он ему в ухо, лежа на земле. Вдруг его вырвало: он загваздал Юраю грудь, снег вокруг него и под конец расплакался. Юрай Вицен похлопал Карола по плечу и грустно сказал: «Плюнь, не смущайся, я и сам обделался!»