Джулиан Брэнстон - Вечные поиски

Благородному и т. д. Прошу вас принять сопровождающие это письмо книги и следующие преособые инструкции. Хотя книги эти лишены достоинств, они дети моего мозга, ибо Богу было угодно сделать моим долгом здесь на земле создание первого из всех комических романов, и Он явил ту божественность, что придает форму всему, благословив меня этими незаконнорожденными отпрысками. Даже короли рождались в другом конце дома, как гласит пословица, то есть бастардами, а эти подделки раскрывают достоинства оригинала. Бережно храните их. Не для того, чтобы читать, это было бы нуднейшим и тягостнейшим долгом, но потому лишь, что в последнее время у меня было столько украдено – даже нечто настолько невидимое и эфемерное, как моя «репутация», которая, хвала Богу, никогда не покидала меня долее, чем на протяженность вздоха, – что будет благоразумным оберечь эти знаки, ниспосланные мне Богом. Храните для меня эти издания не на самом видном месте вашей библиотеки, а хотя бы в стеклянном шкафчике с замком, чтобы вы могли показывать своим гостям этот шкафчик и говорить: «Вот подделки под Сервантеса, которые упрочили его славу».

Письмо было подписано Сервантесом, а пакет содержал многочисленные пиратские экземпляры «Дон Кихота».

Но затем Онгора был изгнан окончательно и на этот раз императором. Дениа, если вы не забыли, был настолько заинтригован своей встречей со Старым Рыцарем, что приложил немалые усилия, лишь бы узнать о нем побольше. Его амбициозные познания касательно гербов и эмблем всех королевских домов Европы, а также запомнившиеся ему слова Старого Рыцаря, что он был королевским фаворитом, послужили исходным материалом. И, рассылая своих секретарей для сбора возможной информации (но, разумеется, не отвлекаясь от строительства новой исторической библиотеки своего имени), он затребовал ежедневных донесений о новостях и сплетнях в Вальядолиде. Донесения эти читались ему, пока его волосатые брыли и подбородок выбривались перед очередной аудиенцией. А потому он знал многое из того, что произошло, включая коварные интриги Онгоры и напечатание «Дон Кихота». А о том, что ему оставалось неизвестным, он проницательно догадывался. В конце-то концов, между его услужливым мозгом и мозгом Онгоры было много общего. Но он-то лев двора, а Онгора – приблудный кот в поисках территории. Однако по примеру некоторых хищников, размышлял он, я сломаю ему шею, пока он еще котенок, прежде чем он подрастет настолько, чтобы стать угрозой для меня.

А потому оказалось весьма удачным, что удалось установить связь между эксцентричным старым воином и Онгорой; известие о поединке между ними, в котором Онгора потерпел поражение, восхитило жадный до сплетен двор. Дениа доложили и о покушении на Сервантеса, и он дал понять, что Сервантеса не следует ни арестовывать, ни обвинять в кончине Гаспара. Разумеется, он знал, что зависть, крывшаяся за попыткой убийства, принадлежала Онгоре. И его политический инстинкт в расстановке ловушек подсказал ему, что будущее превратилось в удавку для Онгоры.

Затем один из его секретарей представил неопровержимое доказательство того, кем в действительности был старик – фаворитом покойного Филиппа II и ценимым помощником великого старого полководца, достопамятного герцога Альбы. Ничего удовлетворительнее и придумать было невозможно! Ветеран с высокими связями, сошедший с ума от тягот войн, сражающийся с иллюзорными чудовищами рыцарских романов и взявший верх с помощью котелка над злобно-неистовым фехтовальщиком, каким слыл Онгора. Восхитительно!

И тогда Дениа написал письмо императору. При нормальных обстоятельствах он уведомил бы императора обо всем лично, поскольку обычно проводил с ним минимум полдня. Но он хотел придать делу официальность, чтобы письмо, елико возможно, обернулось письменным распоряжением об уничтожении Онгоры. Письмо информировало императора, что империя лишилась возлюбленного сына, которого высоко ценил и любил отец императора, и хотя этот любимец потерял рассудок в войнах, его дух тем не менее ярко сиял, и, если бы не завистливый, убийственный заговор, он был бы принят при дворе с распростертыми объятиями и занял бы положение, достойное его заслуг. Затем письмо называло Онгору виновником смерти фаворита.

Письмо никаких сомнений не вызывало, и, против обыкновения, ответ императора был ясен: Онгора изгонялся из пределов империи без надежды на возвращение.