Парамаханса Йогананда - вечный поиск

ПРЕДИСЛОВИЕ

Впервые я увидела Парамахансу Йогананду в 1931 году в Солт-Лейк-Сити, где он читал лекцию перед многолюдной восхищенной аудиторией. Я стояла в дальнем конце переполненной до отказа аудитории, не замечая вокруг себя ничего, — все мое внимание было приковано к оратору и к тому, о чем он говорил. Его мудрость и божественная любовь захлестнули все мое существо, проникая мне в душу, затопляя сердце и разум. Лишь об одном могла я думать: «Этот человек любит Бога так, как я всегда стремилась любить Его. Он знает Бога. Это тот, за кем я должна пойти». С того момента и по сей день я действительно следую его пути.

Уже в самые первые дни, проведенные мною с Парамахансаджи, мне очень хотелось сохранить его слова для всего мира, для всех времен. По мере того как они оказывали преображающее воздействие на мою собственную жизнь, эта потребность становилась все более настоятельной. Запись его лекций и выступлений, а также огромного числа неформальных бесед и личных наставлений — всей этой воистину необозримой сокровищницы чудесной мудрости и божественной любви — была моей священной и радостной привилегией в течение всех тех долгих лет, когда я находилась рядом с Парамахансой Йоганандой. Прилив вдохновения Гурудэвы зачастую выражался в динамике его речи: он мог говорить, не делая пауз, целый час; слушатели сидели как зачарованные, перо мое летало по бумаге! Казалось, на меня снисходит особая благодать, превращающая голос Гуру в стенографические знаки. Их расшифровка стала для меня благословенной обязанностью — я занимаюсь этим по сей день. Записям уже очень много лет, некоторым — более сорока, и тем не менее всякий раз, когда я приступаю к их расшифровке, они чудесным образом оживают в моей памяти с такой ясностью, словно я записала их лишь вчера. Я буквально слышу внутренним слухом модуляции голоса Гурудэвы при произнесении каждой конкретной фразы.

Мастер практически не готовился к своим выступлениям, разве что бегло делал одну-две чисто фактологические памятки. Зачастую, когда мы ехали с ним в храм, он спрашивал кого-нибудь из нас: «Какая у меня сегодня тема?» Ему было достаточно направить внимание на тот или иной предмет, и импровизированная беседа тут же начинала свободно литься из внутреннего резервуара божественного вдохновения.

Темы проповедей Гурудэвы в храмах определялись и объявлялись заранее. Но порой, когда он уже говорил, ум его начинал работать в совершенно ином направлении: Мастер произносил те истины, которые занимали его сознание в данный конкретный момент. Следуя своей интуиции, он давал выход мощному потоку бесценной мудрости, источником которой был его необозримый духовный опыт. Как правило, после каждой беседы несколько человек подходили к нему и благодарили за то, что он пролил свет на давно беспокоившую их конкретную проблему или разъяснил то или иное философское понятие, которое интересовало их более всего.

Иногда во время бесед сознание Гуру взмывало ввысь с такой силой, что он на время забывал о своей аудитории, ведя непосредственный диалог с Богом, и тогда все его существо лучилось горней радостью и упоительной любовью. В этих высших состояниях, когда разум полностью слит с божественным Сознанием, он внутренне воспринимал Истину и вслух описывал непосредственно переживаемое им в данный момент. Бог мог явиться ему в облике божественной Матери или в какой-либо иной форме; бывало, что в видении перед ним возникал один из наших великих гуру или святых. В такие моменты даже слушателей охватывало ощущение особого благословения, дарованного всем присутствующим при этом таинстве. Во время одного из таких состояний видение святого Франциска Ассизского, к которому Гурудэва испытывал глубочайшую любовь, вдохновило Мастера на сочинение его изумительного стихотворения «Боже! Боже! Боже!».

В «Бхагавад-Гите» о просветленных учителях говорится: «Воистину, в тех, кто изгнал мудростью неведение, высшее Я сияет подобно солнцу» (V:16). Исходившее от Парамахансы Йогананды духовное сияние внушало бы благоговейный трепет, если бы не его теплота, естественность и спокойное смирение, благодаря которым люди в его присутствии с первых же минут чувствовали себя непринужденно и раскованно. Каждый, кто его слушал, ощущал, что слова Гурудэвы обращены к нему лично. Не меньшую любовь внушало еще одно качество Мастера — его чувство юмора. Фразой, жестом или выражением лица он всегда мог вызвать у слушателей радостный смех в самый необходимый момент, чтобы внедрить в их сознание некую истину или снять напряжение, вызванное длительным сосредоточением на каком-то особенно глубоком вопросе.