Джулиан Брэнстон - Вечные поиски

Его уход из жизни был настолько быстрым и уверенным, что присутствовавшим показалось, будто заключительный сюрприз устроила не смерть, но он сам. За краткие секунды в полном молчании комната опустела. Остались только тело Старого Рыцаря на постели и сидящий рядом Сервантес.

Ничто не подготовило Сервантеса к этой минуте. Он сидел в полной растерянности. По мере того как его сознание немело, в комнате нарастала скорбная тишина. Одна мысль терзала его. Они не могли бы хуже обставить последние минуты Старого Рыцаря. Истекай он перед ними кровью, они не могли бы ссориться громче. А разве его глубокая рана не доказала его глубочайшее благородство? Его сражало, что они превратили кончину Старого Рыцаря в домашнюю свару, высшую трагедию каждого человека – в неприглядную возню.

Но мучиться гневом из-за друга, который умер? Это вставало между ним и скорбью, светлым признанием его чувств к Старому Рыцарю. Его грусть из-за смерти Гаспара, ощущение ответственности за нее – они были непосредственными. Он сумел продержаться среди иррациональностей последних часов. Триумф и беда были принесены на гребне равно мощных волн. Книга была завершена и напечатана. Враг разоблачен и уничтожен. И тут его самый новый друг, Старый Рыцарь, доказывая свою верность, получил смертельную рану и умер тихо, как младенец.

– Нехорошо, – произнес голос, – когда твои последние минуты на земле сопровождаются таким гвалтом.

Сервантес ошеломленно повернул голову. Старый Рыцарь смотрел на него спокойно, с тем выражением, о котором он уже вспоминал с горькой любовью.

– Как! – сказал Сервантес. – В тебе нет и намека на мертвость!

– Это мгновение приостановлено, – сказал Старый Рыцарь. – Не мог же я умереть, пока в комнате толпились все эти демоны. То, как они предвкушали мою кончину, вывело бы из себя и статую терпения.

– Ты выглядишь много лучше, – сказал Сервантес.

– Пламя вспыхивает ярче, – сказал Старый Рыцарь, – перед тем, как погаснуть.

Он приподнялся и протянул руку к Сервантесу.

– Помоги мне встать, – сказал он. – Пойдем посидим под твоим деревом во дворе.

Сервантес взял его руку, подумав, что, быть может, Старый Рыцарь обрел толику земного здравого смысла.

– Хотя, – сказал Старый Рыцарь, едва эта мысль промелькнула в голове Сервантеса, – совершенно очевидно, что это Святой Грааль, достойный бдения длиной в жизнь.

Сервантес помог Старому Рыцарю спуститься по лестнице, никого на ней не встретив. Они сели рядом под деревом. Старый Рыцарь сжимал его руку.

– Два старых пса, – сказал Старый Рыцарь, – радующиеся вечерней благости.

Сервантес кивнул и улыбнулся. Слова застревали у него в горле.

– Сполна его не вижу, – сказал Старый Рыцарь, – лишь нечеткое мерцание.

– Но что ты видишь? – спросил Сервантес.

– Священный град, – сказал Старый Рыцарь. Он вздохнул и продолжал: – Бог намерен пригласить меня покинуть твое приятное общество. – Рука Старого Рыцаря в его руке расслабилась, и он почувствовал, что тяжесть головы старого Рыцаря у него на плече незаметно возросла. Его дыхание, понял Сервантес, прервалось без притворства. Солнце закатилось вокруг них. Сумерки преобразили крикливую деловитость города в тишину. Ветерок легко касался их – пальцы духа искупления. Тяжесть Старого Рыцаря придавливала его, и слезы Сервантеса, тайные эмблемы борений, тихонько струились по щекам. В полусвете распускающегося вечера его лицо преобразилось в неотвратимо беспощадную маску трагедии.

Онгора сделал все, что успел, прежде чем власти могли воспрепятствовать исполнению его планов. И потому многочисленные печатни по всей стране выбросили в продажу поддельные издания и подражания приключениям Дон Кихота. А поскольку тем временем и Гаспар, и Старый Рыцарь умерли и не могли дать дальнейших показаний, судебные власти не сумели найти новых улик против него и были вынуждены его отпустить. Однако то, что не могло быть юридически доказано, в столице сочли абсолютной истиной. Его репутация была безвозвратно погублена. Все лавки, все мастерские единодушно отказывались его обслуживать. Его появление на публике встречало сокрушительно ледяной прием. Если он посещал театр, занавес не поднимался до тех пор, пока он не покидал зала. Его любовница использовала такое его падение, чтобы скармливать авторам сатир различные интимно-пикантные сведения о нем. И хотя доходы от подделок были солидными, им, вероятнее всего, предстояло обеспечить его добровольное изгнание. Иначе какой-нибудь благородный поэт, жаждущий приобрести репутацию, вызовет его на дуэль. И ему придется драться весь день напролет. Он как раз занимался приготовлениями к отъезду, когда ему доставили большой пакет в сопровождении следующего письма: