Борис Щербаков - В/ч №44708 - Миссия Йемен

Общественный уклад СССР не допускал никаких видов собственности, кроме государственной, кооперативной (ну, это почти то же самое), и личной. А в личной собственности, ну никаким образом, многоквартирный дом был недопустим, это был нонсенс, мозги плавились от конфликта понятий, как это, у дома есть хозяин!??. Дальше — больше: магазины с курами, и те, в собственности какого-то неизвестного Али Махмуда, в юбке и с джамбией, и рефрижиратор его, гад, спать по ночам не дает. Все это казалось мало того, что несправедливым, но и каким-то противоестественным, не правильным. Но: страное дело, эксплуататор трудового народа, куриный барон Али Махмуд вызывал…уважение и трепет! По своей инопланетной сущности, наверное, по природе своей загадочной, вытравленной из нашей генетической памяти уже несколькими поколениями комиссаров «в пыльных шлемах».

Сейчас это уже никого из молодежи не удивляет, ну, подумаешь, владелец угольного разреза какого-нибудь, или заводов — пароходов, не говоря уж о домах да куриных рефрижираторах. В те светлые времена, (а не забывайте, что по мудрому предвидению Нострадамуса нашего времени, Никиты Сергеевича Хрущева, до полного и окончательного наступления Коммунизма для нашего поколения оставалось каких-то 2–3 года), мы не могли и представить, что хозяин — это такой же человек, как и мы, просто существующий и работающий в другой политической системе, допускающей подобные вольности с собственностью, себе и людям своего народа на благо. Не могли, и спали бы себе спокойно, если б не рефрижиратор, правда….

«Хозяин» построил и содержал не один дом, а, по-моему, целую улицу — соседний дом тоже принадлежал ему, там жила его многочисленная семья, жены, дети…И однажды….

Вас в детстве учили, что подглядывать — плохо? Меня учили, но, увы, от этой скверной привычки отвыкнуть очень тяжело, особенно, когда во внутреннем дворе соседнего с нами дома, хозяйского то есть, празднуют свадьбу юной дочери хозяина, и женская ее половина просматривается с крыши твоего дома, ну как на ладони!!! Ночная закачка воды в верхние баки обычно — занятие не из приятных, и спать уже хочется, и совсем не хочется следить за поплавками в баках, чтоб, упаси боже, вода не перелилась на крышу и не затопила верхний этаж (бывало и такое…). Но только не в ночь, когда в соседнем дворе — девичник!

Арабские барышни в городе были черны одеждой, как смоль, особенно незамужние, им категорически возбранялось расцвечивать свои одежды орнаментом, открывать больше, чем узкую полоску с глазами на лице, и в лучшем случае ноготок на элегантной, крашеной хной ножке. А тут такое!!! Все они скинули свои черные балахоны, оказались одеты в яркие длинные платьица, кое — кто даже в европейского покроя юбках, все в золоте по национальной традиции, но без перебора, так как незамужние еще. Я более чем уверен, что они прекрасно знали, что с крыши соседнего дома за ними с умилением и восторгом подглядывает иностранный переводчик, иначе бы не жеманничали, не хихикали столь вызывающе и демонстративно. Или мне это показалось?

Золото в Йемене зажиточные шейхи покупали килограммами в буквальном смысле слова, я не шучу. И замужние дамы йеменские, те, что придерживались национальных традиций, носили на себе эти килограммы, как тяжелую повинность. Дело в том, что в случае развода, коий оформляется по мусульманскому обычаю троекратным произнесением мужчиной — мужем заветного слова «талак» (т. е. «толкать, выпихивать», разводиться), жена вправе унести с собой все подаренные украшения…которые в тот момент на ней нанизаны. Разумно, что жены, так на всякий пожарный, надевали на себя по максимуму.

Хабиры, да и мы, переводчики тоже, золотые украшения покупали умеренно, дороговато все-таки, хоть и притягивал блеск презренного металла, ибо лавки с ювелирными украшениями в городе были повсюду, ярко подсвечены огнями. Предпочтение отдавали «итальянской» работе, хотя, положа руку на сердце, определяли это требуемое качество почти на зубок. Я, повинуясь уговорам со стороны друзей-хабиров («Мужчину перстень украшает!!»), купил себе тоже какой-то немыслимо пошлый, массивный перстень со змеей, с маленьким рубином, камушком — глазом…Большего моветона я ни тогда, ни сегодня представить себе не мог, но золотая лихорадка заразительна, да и к тому же в тот год в Союзе цены на золото подняли аж вдвое, я и думал — инвестиции, в общем, слаб человек…И слава богу, что через несколько лет его у меня тривиально сперли во время отпуска, уже в «Разноэкспорте», сдуру положил его в сейф, одно слово «сейф». Носить я его все равно никогда в жизни не носил, так он и провалялся к качестве «инвестиции», покуда ушлый милиционер — охранник не подобрал ночью ключика к сейфу с комсомольскими печатями и с не кстати упрятанными «сокровищами»…