Борис Щербаков - В/ч №44708 - Миссия Йемен

Так вот генерал-майор Филиппов, суровый на вид служака, участник войны, откуда-то из тяжелого западно-сибирского военного округа попавший на эту высокую позицию, на весь наш многочисленный воинский коллектив (человек 300 было, не меньше) страху-то нагонял, просто должностью своей, «номенклатурностью», да и характерным генеральским крутым нравом. И как же мы однажды удивились, когда вдруг начштаба попросил (!) нас, несколько переводчиков, в свой выходной день, т. е. в пятницу помочь в переезде генерала Филиппов с супругой в новую виллу!!! Именно попросил, как он потом объяснил, генерал не мог приказать нам, ведь дело почти что частное, да и день выходной…

С высоты своего опыта и сотни похожих жизненных ситуаций, с разным исходом и разным подходом со стороны высоких начальников, ребята, я просто снимаю шляпу перед генералом Филипповым Василием Ионикиевичем. Это было так неожиданно, так по-человечески, по-хорошему благородно, без начальственной обязательности, без нажима — мы споро и в охотку перевезли весь нехитрый скарб на новую виллу, помогли расставить мебель, и… были приглашены тут же на обед!!! Название жилища — вилла — не должно вводить в заблуждение, ничего такого, что могло бы вызвать ассоциации с нашими тогдашними представлениями о буржуазном комфортном доме, там не было, просто отдельно стоящий двухэтажный каменный дом, с минимумом комфорта, приличной мебелью внутри (в отличие от нашей-то общаги!!!) палисадничком вокруг и парой пальм для декорации, но не больше.

Его жена, тоже участница войны, как оказалась, накрыла на стол, выставила положенную ритуальную бутылку водки или виски, не помню уж… Мы сидели больше часа, выпили по паре рюмок с «самим», слушали их рассказы о войне (жена его была в партизанском отряде), мы тоже рассказывали что-то про себя, и, бог мой, чувствовали, что для этого человека мы могли бы свернуть горы. Вот что значит нематериальная мотивация.

Он сменился через два года, когда я был уже в Таиззе, а нового ГВС я даже не запомнил, помню только, что он был на ранг ниже, т. е. полковник.

…Неумеренное потребление алкоголя всегда кончается печально, это я на своем жизненном опыте знаю, недаром Минздрав постоянно предупреждает, да мне еще мама об этом говорила… И недаром так же говорится, что «пьяному море по колено», тоже отчасти справедливо, хотя и есть в этом большая доля лукавства, лакировка действительности, некоторое желание выдать желаемое за действительное, поза. Но это я сейчас такой умный, а нам же по молодости казалось именно так — все ни по чем. В один из таких дней, на очередной переводческой вечеринке с горячительными напитками, может праздник какой был, не помню, решено было внезапно (а это всегда внезапно, суетно, бессмысленно как-то происходило) ехать срочно к Исмаилу за виски.

Исмаил, начальник штаба войск связи, хороший знакомый Игоря Фомина (Митрича), жил километрах в 15 от города на собственной вилле, и ехать туда мы собрались почему-то вчетвером. Управлять автомобилем, армейским «джипом» марки «виллис», мог только Боря Мкртумян, капитан, у него и права были, и координация движений была не слишком нарушенной, крепенький такой парень, лет 30. Остальные должны были составить компанию, чтоб было ему не скучно. Естественно, Митрич ехал с нами, на заднем сиденье, я же предусмотрительно занял тактически верную передовую позицию, рядом с шофером — там ручки есть удобные держаться. Дверей у джипа, заметьте, нет!

— Прокатил нас Боря, эх, с ветерком!!!

После очередного резкого поворота, я поворачиваюсь назад:

— Митрич, а скажи-ка…

И тут мне становится не по себе, хмель слетает вмиг — Митрича сзади нет, а ведь был, только что был, что-то говорил, рассказывал про Исмаила!!!

— Боря! — ору я и хватаюсь за руль. — Стоп!!! Митрич вылетел!!!

Боря в панике останавливает машину, визжа тормозами, мы выскакиваем на дорогу — темень, «темна ты йеменская ночь», цикады только свистят, прячась в жухлых сухих кустарниках вдоль дороги, и клубится пыль от нашей машины, медленно оседая, и открывая перспективу уходящей вдаль пустой черной ленты шоссе. Но никого ни вдали, ни вблизи не видно…

— Ми-и-итри-и-ич!!! — нестройным хором закричали мы втроем, каждый уже мысленно прощаясь с благословенным Йеменом, а может, как знать и со свободой… Да и Митрича стало нестерпимо жалко, ведь сколько прожито вместе-то!

Митрич появился ниоткуда, вернее, из придорожного сумрака ночи, ковыляя и чертыхаясь на чем свет стоит с использованием ненормативной лексики, перекрываемой обычно в репортажах звуком «би-и-ип». В литературном переводе это звучало примерно: