Сергей Минаев: The Телки. Повесть о ненастоящей любви

Для начала ты покупаешь абонемент в фитнес: беговая дорожка, тренажеры, бассейн, сауна, массаж. За три месяца теряешь пять килограммов. Меняешь макияж, косметический салон, солярий, маникюршу и гардероб. Между делом меняешь стрижку, которую носила последние семь лет, и теперь ты рыжая. Можно было бы и работу сменить, да тебя, как назло, повысили. Но это не страшно, на работе ты не особенно и распространялась о своих отношениях. Ты подумываешь о тату — не «сделать или нет», а в смысле выбора рисунка. Каждый день встречаешься со своими прежними подругами, а когда они заняты, встречаешься с новыми. Ты меняешь авто, начинаешь ориентироваться в новых модных ресторанах, клубах и кафе. Ты посещаешь все кинопремьеры и пару концертов в месяц. Вот только с книгами у тебя не складывается: прочитанные раньше разонравились, а новые не находятся. Глянцевые журналы читать ты так и не начала — сказывается воспитание. За последние полгода ты четыре раза была за границей.

Главное, что окончательно возвращает тебя к жизни — это развод близкой подруги с мужем (восемь лет в браке, двое детей). Ты искренне сопереживаешь и бросаешься ей на помощь. Тебя распирает от чувства собственного мессианства. Одновременно ты пускаешься в жесткие загулы, чередующиеся с еще более жестким воздержанием. Твоя основная задача — дать всем, чтобы это выглядело так, будто не даешь никому. Ты редко пользуешься презервативами, еще реже — тестами на беременность, а с гинекологом встречаешься только потому, что это твоя подруга. Ты абсолютно уверена, что с тобой ничего не произойдет, по крайней мере, пока он не встретит тебя: такую яркую, блистательную, в окружении молодых, богатых поклонников и завистливых подруг. Встретит — и тут же скончается от воспоминаний. И ты идешь туда, где он может быть или где бывал, делаешь вид, что тебе весело, что все и вправду хорошо… Но себя не обманешь — на самом деле все это ужасно, и очень больно. И можно как угодно хорошо выглядеть, купить новое платье, сделать новую прическу, — тоску в глазах не уберет никакой мейкап. Но время идет, а он тебя все не встречает. Иногда ты плачешь (в основном по пьяному делу), изредка посещаешь стриптиз-клубы типа «Красной Шапочки», еще реже уезжаешь с барменами (любовников пока хватает). Ты начинаешь мстить всем остальным. Всем, кто оказался ПОСЛЕ. Ломаешь людей как сухие ветки, особенно тех, у кого чувств больше, чем у него.

Все окончательно ломается, когда к той подруге возвращается муж, а другая подруга рожает ребенка… в этот день в тебе укореняется мысль о необходимости выйти замуж. Желательно поскорее. Мстить уже нет желания, хочется устраивать собственную судьбу. Как-то вечером ты понимаешь, что изменилась. Можно сказать, превратилась в злобную стерву, но в действительности просто повзрослела. Выкарабкалась, выпуталась, не сломалась, забыла, отпустила…

Больше года у тебя все хорошо. Заботливый муж, уютный дом, карьерный рост, преданные подруги, которые советуются с тобой по любому поводу, считая тебя самой мудрой и замечательной. Ты отдыхаешь за границей не менее шести раз в год, часто меняешь любовников, еще чаще — машины. Ты научилась жить рационально, преданная семейному очагу. Ни одной из историй ты никогда не дашь перерасти в роман, потому что очень хорошо понимаешь, что твой муж — абсолютная редкость и невероятная удача. Это единственный человек, к кому ты испытываешь уважение, и кого ты никогда не предашь.

В принципе у тебя все хорошо. Да что там — просто отлично! Твоя жизнь похожа на хорошо снятое кино с огромным бюджетом. Фильм продолжается, и, кажется, будет длиться бесконечно, пока в один прекрасный момент твоя близкая подруга не рассказывает тебе о сумасшедшем романе с молодым американцем русского происхождения. С мужчиной, каких, как ей кажется, уже не бывает в природе. Трогательным, нежным, доверчивым, сводящим с ума.

Я слушаю ее рассказы о совместном отдыхе, будущей женитьбе, детях. О том, как его глаза блестят от подобных разговоров. Я криво усмехаюсь бросив:

— Когда-то я знала подобного мужчину.

Мой сарказм улетучивается в тот момент, когда она гордо демонстрирует его фотографию в журнале, рассказывая, что «журналистика — его хобби, хотя с таким талантливым пером он мог бы сделать ее второй профессией». Решение возникает само собой. Нет ни отчаяния, ни ревности, ни потери сознания. Единственное, что могло бы меня выдать — это побелевшие костяшки сжатых в кулаки пальцев.