Владимир Кунин - Мика и Альфред

Вот когда Леонхард Тауб, писатель, которого читала вся цивилизованная Германия, а не очень цивилизованная хохотала над его рассказами – он их сам прекрасно читал каждую субботу по одному телеканалу, – Леонхард Тауб, чьи книги были переведены почти во всем мире на несчетное количество языков, очень пожилой и очень больной человек, на великолепном немецком, настоящем «хохдойч», крикнул этим троим – с бутылкой, нацистским флагом и мегафоном:

– Вы – подонки!!! Что вы знаете о фашизме, дерьмо и ничтожества! Что вы вообще знаете про эту жизнь, мерзавцы?!

У Мики в висках уже гремел колокол и голова раскалывалась от вскипавшей ненависти…

Не было никого вокруг!… А с пригорка на двух стариков, один из которых уже терял сознание, неслись трое пьяных, разъяренных здоровых парней – с бутылкой, мегафоном и флагом со свастикой…

В последнюю долю секунды в воспаленном мозгу Мики отчетливо промелькнуло:

ВСЕХ ТРОИХ…

… СРАЗУ!…

… В ЖИВЫХ НЕ ОСТАВЛЯТЬ НИКОГО!!!

На следующий день почти все газеты Баварии напечатали одну и ту же фотографию «известнейшего писателя-сатирика» Леонхарда Тауба, не дожившего до своего шестидесятипятилетнего юбилея всего один месяц. Леонхард Тауб скончался вчера в приемном покое клиники «Воген-хаузен» от острой сердечной недостаточности в 17 часов 15 минут вечера. Отпевание и погребение покойного состоятся в капелле при кладбище «Нордфритхоф» тогда-то и тогда-то…

А газеты «Абендцайтунг» и «Бильд», в разделах криминальной хроники городских происшествий, сообщили, что вчера же в Английском парке были обнаружены трупы трех молодых людей: Г. – 24 года, М. – 22 года, Ф. – 20 лет. Как показало вскрытие, произведенное судебно-медицинскини экспертами, все трое перед смертью находились в состоянии сильного алкогольного опьянения. В результате чего у двадцатичетырехлетнего Г. оказалось обширное кровоизлияние в мозг, у двадцатидвухлетнего М. – паралич сердечной мышцы, а у двадцатилетнего Ф. – разрыв аорты. Полиция ведет следствие…

– Это сделал ты? – впрямую спросил Альфред.

– Да, – без колебаний ответил Мика.

– Ты спасал Леву Тауба?

– Я многое пытался спасти… Как видишь, мне это не удалось.

Обессиленный Мика лежал на тахте в одной пижаме, по пояс прикрытый темно-красным пледом. Не мог оторвать остановившихся глаз от большой гравюры Махаева, висевшей на противоположной стене.

– Ты всегда так плохо чувствуешь себя после ЭТОГО? – осторожно спросил Альфред.

– После чего? – не сразу понял Мика.

– После убийства.

– А-а-а… Да… Всегда… В детстве, когда мне было двенадцать лет и я УБИЛ впервые, я даже потерял сознание.

– Пей чай. Остывает… Я заварил тебе «Эрл Грей».

– Спасибо.

– С возрастом стало труднее убивать?

– Да нет… Просто я уже полагал, что мне этого больше никогда не придется делать.

– Мика, скажи честно, Лева знал о моем существовании? – подрагивающим голосом спросил Альфред.

Мика посмотрел в его голубые глаза, полные слез, и понял, что имеет право только на один ответ:

– Да. И очень был тебе благодарен за то, что ты есть у меня.

Альфред тихо заплакал. Потом с трудом произнес:

– Микочка… Ты должен взять меня с собой на кладбище.

– Там будет уйма народу, Альфред. Я же знаю, что ты с трудом переносишь большое скопление людей.

– Я буду все время рядом с тобой… Я ни на шаг не отойду от тебя. Возьми меня с собой, Мика. Я имею на это право! Возьми, ради всего святого…

Отпевали Леонхарда Тауба в капелле при «Нордфритхофе».

Капелла при кладбище – она для всех религий… Так как герр Леонхард Тауб был слишком ироничен, чтобы исповедовать хоть какую-нибудь религию, было решено: для прощания с покойным лучше капеллы места не сыскать.

Этого же захотели и родственники, приехавшие из Праги, – маленькая старушка в черном, старшая сестра Левы, его племянница и муж племянницы, который никогда даже не был знаком с Левой…

Народу было человек двести. Старики из Мюнхенской еврейской общины, из Союза писателей, много сотрудников радиостанции «Свобода», кто-то из издательств… Были старые чехи и словаки, уже давно живущие в Германии. Были и русские…

По дороге на кладбище Мика и Альфред заехали в хороший, дорогой цветочный магазин, купили шестьдесят четыре розы желто-шафранного цвета.

Поставили свою «мазду» на кладбищенский паркинг и пошли к закрытому еще входу в капеллу.

Они несли свои печальные розы и слышали вослед: