Владимир Топорков - Наследство

Завидев Боброва, Степан отбросил рубанок, медленно поднялся. От протянутой руки пахнуло в лицо смолистым запахом распаренного леса. Был он сосредоточен, на лице как будто добавилось морщин, но голос звучал ровно, спокойно:

– Ну, здравствуй, Евгений! Без тебя командую…

Тёплая улыбка на лице Степана показалась такой обнадёживающей, успокаивающей, что Бобров тоже улыбнулся, похлопал по липкой спине ладонью:

– Значит, без хозяина?

– Ага, – засмеялся Степан. – На свой страх и риск…

– И получается? – Он старался подольше поддержать это хорошее настроение.

– Чего знаешь, Женя, – за плечами не носишь… Вроде получается.

Лицо Степана вновь озарила улыбка.

– Мы с тобой тогда разумное решение приняли. Я тут вот несколько дней работаю и всё с благодарностью думаю: чем бы сейчас безработный и беззаботный бывший колхозник Степан Плахов занимался, а? С Дарьей своей кур считал или с Гришей Культей рыбалил на реке? Не мужицкое занятие, скажу тебе. Топором стучать куда как веселее, душе приятнее.

Бобров оглядел комнату, заваленные стружкой полы и усмехнулся:

– Да ты, наверное, и ночевать домой не ходил?

– Откуда узнал, Женя? А правда, получилось однажды. Заработался, а потом глянул на часы – третий час миновал, значит, рассвет скоро грянет. Думаю: «Идти домой сейчас – лишнюю колготу затевать», – и прямо на кучу стружек повалился. Зато, брат, утром и гром, и молнии были. Дашка моя в этом поступке самое худшее усмотрела. Прискакала, толкает: «Ты где это ночь коротал, соколик?» А я спросонья никак не пойму, глазами на неё только зыркаю. Бабы – они своё цепко, как кот сало, стерегут. Так что на другой день уже домой ночевать отправился во избежание кровопролития.

Степан говорил весело, в гулких пустых комнатах его голос казался зычным, как у деревенского пастуха на заре, и даже Серёжка удивился:

– Дядя Степан, ты тут песни не пел?

– Пел, Серёжа, пел… Затяну во всю глотку: «Ах ты, степь широкая!», а потом себе окорот даю: если буду орать, дядя Гриша прибежит на голос. Тогда пропащее дело – от работы на добрый час оторвёт, начнёт лясы точить: «как есть скажу» да «как есть скажу».

– Вот бы и отдохнул как раз, – сказал Бобров.

– Зачем, Женя? – И вдруг лицо Степана перекосилось, весёлая улыбка исчезла, и на впалых щеках натянулась до бледности кожа. – Мне как раз работа силу добавляла, душу ласкала. – Добавил тихо, доверительно. – Тяжело мне, Женя, на душе муторно, как в осенний день. Только вот занятие это и спасает.

– Что думаешь делать?

– Да я тебе уже раньше свою программу нарисовал. Уйду в коммунальный отдел, давно зовут.

– Значит, землю навсегда бросишь?

– А что, я к ней пуповиной присох? Без меня обойдётся. Егор, он старательных не любит…

– Егор не вечный колхозный председатель…

– А ты из меня хочешь вечного колхозника сделать? Я что-то не замечаю, чтобы люди задумывались, кто их в дальнейшем кормить-поить будет. Все в город бегут, будто на асфальте булки произрастают.

– Поймут люди…

– Когда поймут, тогда в нашей речке воды много утечёт… А нас с тобой, может быть, и на этом свете не будет. Вот Серёга станет землю топтать… Кстати, я подумал тут: а не выгородить ли Серёжке комнату отдельную, а? Для парня необходимо. Растёт ведь. Я тут прикинул: за счёт веранды как раз получится.

– Ой, как хорошо, дядя Степан! – воскликнул Серёжка.

– Вот видишь, – улыбнулся Степан. – Серёжка это быстро уловил…

– Ладно, – буркнул Бобров, – это мы после обсудим. Ты всё-таки про себя расскажи…

– А про себя уже нечего рассказывать, – засмеялся Степан. – Перебродил, как молодое вино, теперь все мысли на место встали. Ты думаешь, я зря здесь торчал эти дни? Работа лучше лекарства всякого…

Видимо, так оно и было. По себе знает Бобров – мысли на место встали. Ты думаешь, я зря здесь торчал эти дни? Работа лучше лекарства всякого…

Видимо, так оно и было. По себе знает Бобров – делом любое несчастье лечат. И то, что у Степана трезвый, цепкий ум, крепкая воля, – это очень хорошо. Но сам Бобров примириться с потерей такого работника не может. Нарывает душа, будто от хилой октябрьской непогоды, в ней, как в разбойничью ночь, что-то свистит недоброе. За таких людей, как Степан, надо всеми силами бороться.

Он сбросил пиджак – в комнатах было по-летнему жарко, – начал помогать Степану подгонять плинтуса, а Серёжка принялся вытаскивать на улицу разный хлам.

– Так ты мне ничего про его комнату не сказал? – спросил Степан, когда Серёжка на улицу с ведром выпорхнул.