Владимир Топорков - Наследство

– Не очень сладкий каравай выходит, – вздохнул Бобров.

– Какой есть, но с голоду никто не умирает.

– Ну, а что ты предлагаешь всё-таки? Рассуждения я твои долго слушаю, может быть, они и правильные, только из рассуждений щей не сваришь…

Девчушки громче телевизор включили, музыка забухала оглушительно, как в ступе просо толкут. Степан в стенку кулаком стукнул, крикнул:

– Эй, вы! Потише там… По душе скрежещет от этой музыки. – И дождавшись, пока звук стихнет, сказал: – А на твой вопрос я отвечу – земле хозяина надо вернуть.

– У земли хозяин есть – колхоз…

– Этого хозяина не пощупаешь и к ответу не всегда привлечёшь, потому что расплывчатое это понятие.

– Председателя можно привлечь.

– Председатели приходят и уходят, потому тоже не чувствуют себя хозяевами. День прошёл – и слава Богу…

– Выходит, опять к единоличному хозяйству надо возвращаться, так?

– Ну, сейчас ты меня ещё в кулацких настроениях обвини… Но скажи, должен быть на земле хозяин или нет?

– Должен…

– Тогда кто этот хозяин?

– Колхоз…

– Опять за своё, – Степан улыбнулся через силу. – Ты, как Дарья моя, упрямый. Ей говоришь «кстись», она говорит «пусти». Да пойми ты, не стал колхоз хозяином земли, не стал…

Наверное, о много раз передуманном говорил Степан. Играли желваки на скулах, брови были нахмурены, даже испарина на лбу выступила. Бобров слушал с любопытством. Интересно размышляет, хоть и не во всём логика прослеживается, но думает человек, а думающий – это всегда хорошо. Маловато на свете размышляющих, всё больше потребляющих. Да и от дум отбить легко, какой-нибудь ярлык повесят, в прожекторстве обвинят. Вот бы, Бобров, часто об этом задумывался? Свою задачу в другом видел – как вспахать, посеять вовремя, хоть порой и можно было прослезиться, когда урожай собирал.

– Какой же выход? – спросил он.

– А выход искать надо, – улыбнулся Степан. – Я почему предлагал Дунаеву свёклу взять? Думал так – вот возьму эти сто гектаров, выращу урожай, глядишь, за мной и потянутся мужики. А уважаемый Егор Васильевич мне шиш показал. Говорит, я ответственность брать на себя не буду. Я так понимаю: если взялся руководить, то бери ответственность не только за себя, но и за тех, кто под твоим началом ходит. Так?

– Так.

– Ну, а теперь агитируй меня по старой оплате свёклу выращивать. Только пусть дураков в другом месте ищут. За сто шестьдесят «ре» я слепнуть на этой свёкле не желаю. Лучше одного быка в доме выращу.

– Говорят, у тебя и так скота, как на колхозной ферме?

– Иной мужик, Женя, сутками водку пьёт, вот как наш Кузьмин, но на него никто пальцем не показывает. Почему?

Да, потому, что он как все поступает. Привычное в глаза не бросается. А вот у меня скот во дворе кое-кому спать не даёт. Неужели же, как и другим, водку пить? Мне вон дочерей на ноги ставить, Дашка совсем расхворалась, её тоже кормить надо…

– Ну, а всё-таки как со свёклой?

– Ищите другого свекловода. Из молодых. У них глаза острые, а я теперь по рядкам трактор веду, а они сливаются, в одну линию. Когда-нибудь так наворочаю – судить будете.

На улице Боброва обступила темнота, точно накрыла с головой. Он медленно сошёл с порожка, сырой снег зачавкал под ногами. Идти было трудно, только у некоторых домов светились окна, маслянистыми пятнами расплывались на снегу, и жидкий свет этот пугал.

Когда он попадал в полоску света, казалось, будто натыкается на что-то острое. Только в новом посёлке идти стало проще – горели фонари, и мысли его опять переключились на разговор со Степаном. С одной стороны, правы люди – расчётливость Степана на скопидомство похожа, в одну сторону направлена – как бы побольше для себя выгод иметь. А с другой, разве не прав он, что уравниловка перекрыла дорогу творчеству, сделала людей друг на друга похожими, как китайские болванчики? Прав Степан, каждый должен проявить свои возможности, а не прятаться за спину, дескать, «моя хата с краю». И о земле верно рассуждает: действительно, хозяин ей нужен. Надо с Егором об этом потолковать, Степана поддержать. В самом деле, разве не всё равно колхозу, кому платить деньги?

Тётя Стеша удивлённо посмотрела на Боброва:

– Чему улыбаешься, Женя?

– Степан Плахов развеселил, – неохотно ответил Евгений Иванович.

– Степан? Да он всю жизнь бирюком на мир смотрит. Под ноги глядит, будто пятак разыскивает.

А может быть, и права тётя Стеша, ищет Степан пятаки, что в землю запрятаны, ищет их честно, ломая голову, только вот поиск пока не имеет успеха? Сказать об этом тёте Стеше, только вряд ли поймёт старая.