Владимир Топорков - Наследство

Сколько таких деревень приходилось видеть ему на своём веку! Умирающих, пустеющих на глазах, где оставались только сгорбленные, с изборождёнными глубокими морщинами лицами старухи и старики. Идёшь по такой деревне, и кажется, что в каждом доме гроб – такая несносная тоска и скорбь висит в воздухе… А ведь кипела и здесь буйным ключом жизнь, женились люди, рождались дети, а в праздничные дни заливалась гармонь…

Пожилая невысокая женщина в чёрной жакетке и пуховом платке появилась на пороге, и по тому, как рванулась к ней Лариса, Бобров понял – это мать, Нина Дмитриевна. О матери рассказывала Лариса душевно, с теплотой, и Бобров знал, что любит она её страстно и нежно, как любят самого близкого и дорогого человека. Мать овдовела три года тому назад и жила теперь одна.

Бобров легко спрыгнул с кузова, протянул Нине Дмитриевне руку.

– Ой, Господи! – заулыбалась она. – Дочка приехала – я и рада без ума, других не вижу…

– Мама, это Женя, Евгений Иванович, – негромко сказала Лариса.

– Да разве я не вижу, – засмеялась старушка. – С твоих слов угадала…

Значит, и о нём шёл у Ларисы с матерью разговор. На душе у Боброва стало теплее.

Они миновали тёмные сени и оказались в передней комнатке, какой-то весёлой, светлой, благоустроенной. И в другой комнате, куда они прошли, раздевшись, довольно просторной, было тоже нарядно и уютно – белые занавески на окнах, аккуратно застеленная широкая кровать, диван, столик-комод с телевизором. В доме было тепло – к печке, которая делила дом надвое, просто нельзя было притронуться, и Бобров быстро согрелся.

Степан с Лёнькой слили воду из радиатора – обратно решили ехать завтра, – вошли в дом, и в нём сразу же стало тесно от трёх мужиков.

Бобров наблюдал за Ниной Дмитриевной и удивлялся: её глаза сверкали как-то необычно. О чём она сейчас думает? Может быть, вспоминает свою молодость, когда было в этом доме весело и оживлённо, когда гомонили голоса детей – у неё, кроме Ларисы, ещё две дочери, – мужа? Или рада за Ларису, что та наконец в бурном потоке жизни начинает, кажется, пригребать к счастливому берегу? Какая мать не мечтает об этом!

Усевшись на диван, Степан вдруг сказал:

– Слышь, Жень, на деревню поглядел, честное слово, слёзы наворачиваются…

– Почему? – спросил Бобров.

– Тоскливо-то как, а? Будто жизнь умерла! – И, обращаясь к Нине Дмитриевне, спросил: – Сколько же домов в вашей деревне?

Нина Дмитриевна вышла из-за перегородки, вытерла руки о фартук, сказала с грустью:

– Семьдесят четыре осталось.

– А было?

– Эх-х, да что там вспоминать. Только после войны семьсот дворов было. На семь километров вдоль оврага деревня тянулась. Я фельдшером работала, так, бывало, пока всю обойдёшь, устанешь – ноги не держат.

– Но почему же сейчас так мало людей стало? – не унимался Степан.

– А вы сами-то где работаете?

– Он в коммунхозе столяром, – ответил за Степана Бобров.

– Ну вот уже и половина ответа на ваш вопрос. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше.

– А где же вторая половина ответа?

Но тут в разговор вмешался Лёнька, крякнул, повертел могучей шеей.

– Да что ты, Степан, к человеку прилепился? Как банный лист, право слово! Разве на все твои вопросы ответишь?

– Отвечу, отвечу, – засмеялась Нина Дмитриевна, – вот только обед вам приготовлю, и отвечу. А то натощак какой разговор?..

Она скрылась за занавеской, а Бобров подумал о том, что мать у Ларисы замечательный человек, и старость в ней не чувствуется – лёгкая, как пушинка. Может, правду говорят, что человек лишь тогда становится старым, когда у него начинает дряхлеть душа, а не тело. У Нины Дмитриевны же душа молодая.

Наверное, наступают такие минуты, когда человеку хочется помолчать. Видать, всё-таки устали мужики за дорогу, и в комнате надолго повисла тишина. Только в передней шёл негромкий разговор между Ларисой и матерью. Впрочем, они скоро пригласили гостей к столу, и первым поднялся Лёнька. Под ним хрустнули половицы, и Степан не удержался:

– Ну и бегемот же ты, Леонид Батькович! Как трактор «Кировец» топаешь!

Лёнька ничего не ответил, только прищурился, довольный, долго и блаженно плескался в чулане под рукомойником. Между тем Лариса накрыла на стол, достала из сумки бутылку водки, подала Степану:

– Командуй!

– А что, Жене уже не доверяешь?

Лариса улыбнулась:

– Давайте, ребята, пока без него выпьем, ладно? Вот окрепнет, станет таким же сильным, как Леонид, тогда пожалуйста…