Владимир Топорков - Наследство

– Так это ты трактористу к горлу нож приставлял?

– Нет, я в такси сидел, а потом трос цеплял… В кабине с трактористом Женька был.

– А как же вы в кювет заехали?

– Таксист, гад, подстроил. Наверное, думал, раз в кювете окажется, значит, спасётся.

– А пистолет у кого – у Стиляги, да?

– У него… Так что вы осторожнее…

– Пожалел волк кобылу, – усмехнулся Купавых.

Дубиков лихорадочно думал о том, как теперь задержать остальных и где искать таксиста – наверняка труп (в машине его не было).

– А водителя вы где бросили?

– По дороге.

– Живой?

– Ты что, дядя? – ухмыльнулся Венька. – Да разве Стиляга живого отпустит?

…Да, задалась ночка. И по сей день вспоминает эту историю Дубиков. С помощью приехавших в полночь сотрудников они перекрыли дороги, послали патрульную машину по трассе. Труп шофёра нашли километрах в пяти от того места, где «Волга» скатилась в кювет. Он лежал на обочине с двумя пулевыми отверстиями в груди, весь залитый кровью.

Власенко вышел на дорогу к утру, видимо, изрядно наблукавшись по лесу. Он вздрогнул, когда его окликнули милиционеры из засады, кинул нож в кусты и вдруг заплакал, трясясь всем телом, беззвучно, и в горле его время от времени что-то всхлипывало, как при простуде.

Труднее оказалось со Стилягой, но к обеду и он не выдержал, подобрался к шоссе, попытался остановить машину. Предупреждённый шофёр не остановился, но место запомнил точно, и когда оперативная группа, в которую входил и Дубиков, обложила Стилягу, как обкладывают охотники медведя, понял Колька, что сопротивление бесполезно, и выстрел в туманном приглушающем звуки лесу прозвучал негромко и одиноко.

Ребята из оперативной группы осторожно приблизились к месту, где залёг Колька. Он лежал на спине, широко раскинув ноги в серых от грязи ботинках, и из виска его на жёлтую кленовую листву капала парящая кровь, а на небритом, заросшем рыжей щетиной лице застыла гадливая улыбка. Словно перед смертью хотел сказать Стиляга: «Ну, что, гады, взяли?»

Почему сейчас вспомнилась Дубикову вся эта детективная история от начала до конца? Может, всё-таки испугался тогда за свою жизнь Николай Сергеевич? Стало жалко жену Валю, сына-обормота Алёшку? Да нет, не вспоминал он о них в ту ночь, не до того было. А вот сейчас, по дороге в Ефимов, эта история вдруг ожила, как кадры кино закрутились перед глазами. И даже вздрогнул Дубиков: как знать, чем могло бы всё кончиться. Уже несколько ребят из их отдела лежат на кладбище под пирамидками со звёздочкой…

С этим грустным настроением и добрался Дубиков на мелькрупкомбинат. Директора Ерохина на месте не оказалось, да, откровенно говоря, и не любил Николай Сергеевич начинать с начальства. Он постучал в дверь с табличкой «Главный бухгалтер», и оттуда послышалось: «Войдите».

Дубиков распахнул дверь, и его обдало тонким ароматом духов. Хозяйка кабинета глядела приветливо, морщинки, тонкой чёрточкой пролегавшие по лбу, разгладились, исчезли, в глазах угадывался неподдельный интерес. Следователь опустился на стул рядом с широким полированным столом, на котором горкой громоздились папки с бумагами, счёты с замызганными костяшками, чёрный телефон, и представился.

Мимо Дубикова не прошло, как потемнели глаза женщины, дрогнули ресницы, но эта растерянность жила всего секунды. Почти тотчас же глаза обрели прежний свой цвет, заголубели спокойно, и лицо похорошело, помолодело. Бухгалтер тоже представилась, спокойно начала слушать Дубикова. Потом у следователя родится сравнение, что поведение Зинаиды Васильевны смело можно сравнить с артистическим искусством. Она талантливо и небезуспешно разыгрывала из себя честного, безгрешного человека.

Но всё это Дубиков поймёт позже, через несколько дней, когда до конца разберётся в общем-то не сложных, чересчур откровенных и даже наглых махинациях Зинаиды Васильевны и Кузьмина, а пока он попытался выяснить, какое отношение имеет завхоз к мелькрупкомбинату. Однако Зинаида Васильевна сделала непроницаемое лицо, сказала, что нужно время, чтобы изучить бумаги, так, на память, она назвать никого не может, потому что заказчиков у мелькрупкомбината очень много.

Попросив Дубикова зайти через два часа, главбух улыбнулась обворожительной улыбкой, и Николай Сергеевич ушёл из кабинета, будто насквозь пропитанный её вежливостью и благодушием. Что ж, может быть, и хорошо, что здесь такая медленная, размеренная жизнь, наскоком дела не решаются – и Дубиков отправился искать столовую. Она оказалась невдалеке, на соседней улочке, маленькая, но уютная, а горячие, дымящиеся щи вызвали такой аппетит, будто Дубиков не ел несколько дней.