Владимир Топорков - Засуха

– Заведующий районо Храпов, – шепнул тот на ухо.

– Ну и даёт! – воскликнул Илюха. – Да какое ж топливо для нашей школы они заготавливают?

Илюха был прав. Долгие годы общественные здания в Парамзине – правление колхоза, школу – отапливали торфом, заготавливаемым в Торфяной окладне, километрах в двух от села. Обычно председатель отряжал двух-трёх мужиков, которые снимали верхний слой грунта, а затем начинали пластовать торф. Тогда Иван Фомич, сельский учитель, собирал ребятишек, и они укладывали влажный торф на землю, а когда подсыхала одна сторона – переворачивали к солнцу другой.

И к концу лета высился в Торфяном огромный штабель, который по осени, когда освобождались люди и лошади от полевых работ, перевозили в деревню.

От торфа в школе стояла жара, и Иван Фомич обычно говорил: «Вот и у нас, ребята, страна Лимпопо». И детишки весело смеялись.

Правда, от торфа шёл противный запах, но ученики привыкли, только чихали, как козлята в душном закуте. И сам Андрей несколько лет подряд сушил торф, а две недели назад, теперь уже с Илюхой, они вымахали огромную яму с залежью торфа на двенадцать штыков. Тогда ещё смеялся Минай: «Гляди, Андрюха, землю с места не стронь, не дай Бог, поменяешь наш север на страну Лимпопо, тогда и торф не потребуется».

Всё это вспомнилось мгновенно, и на душе стало пасмурно. А заведующий районо продолжал:

– Контингент у вас маленький – всего девять ребятишек… Наверное, учёное это слово «контингент» всколыхнуло баб.

Первой сорвалась с места Нюрка Лосина, выскочила на середину избы тётки Дуни, упёрлась кулаками в бёдра – артистка, да и только:

– А кто его даст нам, этот контингент! Вот вы из района и дайте!

Грохнули мужики, начали перемигиваться. Нюрка на секунду смутилась, зыркнула своими жёлтыми глазами, поняв, что врюхалась с этим учёным словечком, но дальше уже пошла чесать без тени сомнений:

– А девять человек – это что, щенята? Как они зимой за три километра пойдут, а? Бабы, я вас спрашиваю? Да им, миленьким, соплей морозить – не переморозить…

Теперь уже настала пора смутиться Храпову. Он быстро-быстро начал приглаживать волосы, глаза стали круглые, чем-то похожие на яблоки-лесовики с зеленцой, прыщеватый нос задёргался.

– Но поймите, граждане, – Храпов поднял руку, призывая к спокойствию, – что это за школа в девять человек. А если далеко ходить – интернат сделаем, вам же облегчение…

– Ребят мы нарожаем! – крикнула Нюрка. – Правда, бабы?

Улыбнулись бабы, а Илюха прогнусил:

– Ты-то хоть от кого родишь?

Но тут же Нюрка в карман за словом не полезла:

– Не от тебя, грешного, а от мужика нездешнего!

И так это смешно получилось, что снова грохнуло собрание, зазвенело, заойкало, Андрей чуть не свалился на Илюху.

Храпов терпеливо ждал, когда отхохочет и отстонет развеселившееся собрание, а потом, когда приумолк смех, опять замахал руками, поднимал и опускал голову, хоть и понимал, что серьёзного разговора теперь не получится, собрание, вроде речки в половодье, из берегов вышло. А всё эта бабёнка, откуда её чёрт занёс!

Нюрка между тем почувствовала весёлый интерес к её словам, снова начала:

– Это что ж получается, бабы? Вот товарищ нам интернат сулит… Выходит, нарожали мы детишков, в войну с ними голодали-мыкались, а теперь по разным щелям, как кутят слепых раскидаем? Да в интернатах этих их вша источит, клопы заедят!

Вздыхали и смеялись люди. Смешно у Нюрки получается, хоть говорит она о делах серьёзных. Кому понять не дано, что ребятишки за глазами – неприкаянные существа. И не накормят, и вовремя спать не уложат, да ещё гадостей всяких как репьёв наберутся.

– В интернате кормят, – вставил Храпов.

– Да, – Нюрка сверкнула своими желтоватыми глазами, – раскормили, держи карман шире! В завтрак кулеш, а в обед – пузо урежь!

Нет, определённо не было удержу сегодня Нюрке! Словно включили ей самую повышенную скорость, и она шпарит слова, как из автомата. И не чепуху мелет, а в точку, в самую суть, в яблочко метит. Андрей в душе был с ней согласен на сто процентов, вспомнив младшего братана, который сейчас на казённой баланде мается. А ещё подумалось с грустью – если школу закроют, значит, исчезнет из деревни учитель Иван Фомич! Разве можно это допустить!

Иван Фомич жил в Закустовке, каждый день ходил на работу в Парамзино. На войне он потерял руку, правый рукав теперь у него всегда засунут под ремень на гимнастёрке, а пишет он левой всё равно с красивым наклоном. Уже два десятка лет учились парамзинцы у Ивана Фомича и к учителю привыкли, как привыкают к самому близкому родственнику, а в каждой избе был он желанным гостем.