Владимир Топорков - Засуха

Главное – Фёдора не предать забвению, не отречься, не отмахнуться равнодушно и бессердечно. Этого Ольга не сделает никогда, никогда, как бы сильно ни любила она Андрея.

До сельсовета Андрей молчал, может быть, тоже размышлял о прошлом. И Ольга его не тормошила, семенила сзади. Только после того как зарегистрировали их брак, и они возвращались назад, она проявила любопытство:

– Скажи, пожалуйста, что с тобой случилось сегодня утром? Ты ко мне вбежал – лицо на белый платок похоже! Беда какая?

Рассмеялся Андрей весёлым, искристым смехом, будто сбрасывал с себя тяжкую ношу:

– А я боялся, что тебя у меня украдут. Как овцу перекинет через плечо какой-нибудь волчара и унесёт.

– Честное слово?

– Честное слово, – и Андрей порывисто прижал к себе Ольгу.

А вечером, когда они сидели за столом – Лёнька, тётя Таня, маленький Витюшка, Ольга и Андрей – царил в глуховском доме праздник. Они пили водку, хмельные, много говорили, желали друг другу счастья, хоть каждый понимал – хрупкое может быть их благополучие в это суровое время. Только Лёнька иногда с тревогой смотрел на Ольгу, а потом и вовсе убежал, сославшись на встречу с ребятами.

Первый раз спокойно и тепло, как бывает тепло в радостный майский праздник, было на душе у Ольги. И её не смутила даже слеза, выступившая на глазах Андрея после того, как ушла тётка Таня и уснул Витюшка. Андрей сидел за столом притихший, насупленный, и может быть, думала Ольга, вспомнил о своих рано ушедших родителях, о фронтовых друзьях, не доживших до свадьбы друга. Да мало ли о чём может плакать в России в 1946 году даже мужчина?

Сенокос в Парамзине закончился через неделю. Недоброе лето и здесь наложило свой тяжкий отпечаток – скирд получилось меньше раза в три, чем в обычные годы, и жители все от мала до велика понимали: грядёт ещё более тяжёлая зима. Андрей после сенокоса в колхозе ушёл на два дня косить осоку в Голую окладню. Да, сейчас она как бритва острая, жёсткая и рогатая, а зимой через резку её пропустят, горячей водой обдадут – лучше любого сена пойдёт. Уж не первый раз такое в крестьянской практике было.

К концу второго дня пришла на окладню Ольга, и вдвоём они вытащили накошенное на сухое место, быстро переворошили жёсткую осоку. Радость, ликование, покой вселился в душу Андрея – вот, значит, есть у него теперь жена. Интересный расклад в жизни получается – когда ты один, то рассчитывай на свои силы, вроде бойца, который залёг в окопе, и никого рядом. А вдвоём – пожалуйста, любой фронт держать легче, на дополнительные резервы рассчитывай.

Они вернулись домой с поля как с праздника. Андрей нёс в одной руке косу, а второй обхватил Ольгу за плечи и вроде теплом её проникся. Ему нравилась эта, хоть и скудная, бедная, но размеренная жизнь, в которой всё теперь было подчинено смыслу, клеилось и садилось, носило отпечаток взаимной заботы.

Неожиданно перед домом Глуховых встретили они Кольку Дашухина, и тот, взмыленный, запыхавшийся, крикнул:

– На собрание, Андрей Фёдорович, в контору кличут!

Больше всего не хотелось сейчас Андрею идти куда-то, тратить время, уж лучше бы залечь с вечера, вытянуть уставшее тело, и всласть выспаться, но Ольга глянула на него тревожно, и он спросил:

– Когда собрание-то?

– Да сейчас, – Колька смахнул пот с лица, – сейчас, из района там один приехал.

– Может и ты пойдёшь? – спросил Андрей у Ольги, но та только рассмеялась.

– Нет уж, теперь ты решай.

Он быстро выпил холодного молока и пошёл в контору, недовольный и злой. Но то, что узнал от Илюхи Миная, направлявшегося тоже на собрание, по-иному заставило отнестись к предстоящему сбору. Рассказал Илюха, что будто бы решили сегодня районные власти закрыть школу в Парамзине.

Что такое школа в деревне, даже в такой маленькой? Как сердце у человека. Пока живёт и существует она, отзывается добрым стуком, и деревня остаётся на карте, рождаются и растут дети, звучат их голоса, веселятся отцы и матери. Но случись противное – и угаснет жизнь, разорвётся та чувствительная пуповина, что питает родное Парамзино.

Они опоздали на собрание, и, когда вошли в здание, уже все колхозники были на месте. Как всегда, мрачно возвышался в президиуме Степан Кузьмич, а выступал приземистый мужик с жгуче-красным лицом, с приглаженными на лысине волосами.

– Так что школа ваша, дорогие товарищи, нам сплошной убыток. Тут и топливо, и зарплата учителю, техничке…

– Кто это? – толкнул Андрей Сергея Яковлевича Зуева.