Бернард Маламуд - Рассказы из сборника «Magic barrel»

— Добро пожаловать, — сказала Изабелла, краснея.

Она, казалось, была ему рада и вместе с тем по-своему взволнована их встречей; а может, это была только иллюзия? Ему хотелось тут же обнять ее, но не хватило смелости. И хотя ему казалось, что он уже всего достиг и они уже признались в любви друг другу, но Фримен чувствовал в ней какую-то неловкость и, стараясь отогнать эту мысль, с горечью понимал, что они еще далеки от любви или в лучшем случае еще пробиваются к ней сквозь завесу тайны. Но ведь так всегда бывает, думал Фримен, который часто влюблялся. Пока люди не станут любовниками, они остаются чужими.

Он начал разговор официально:

— Благодарю вас за ваше милое письмо. Я так стремился вас увидеть.

Она обернулась к палаццо:

— Мои родные ушли. Они уехали на свадьбу, на другой остров. Можно мне показать вам наш дворец?

Ее слова и обрадовали и огорчили его. Он сам в эту минуту не испытывал желания встретиться с ее семейством. Но если бы его представили, это был бы хороший знак.

Они прошли по саду, потом Изабелла взяла Фримена за руку и провела сквозь тяжелые двери в огромный дворец стиля рококо.

— Что бы вам хотелось осмотреть?

И хотя он уже поверхностно осматривал два этажа, ему захотелось, чтобы она сама — в такой близости провела его по дворцу.

— Все, что вам будет угодно.

Сначала она показала ему комнату, где ночевал Наполеон.

— По правде говори, тут спал не сам Наполеон, — объяснила Изабелла. — Он ночевал на Изола Белла. Возможно, что здесь был его брат Жозеф, а может быть, Полина с каким-нибудь возлюбленным. Никто точно не знает.

— Значит, все это обман?

— Мы часто притворствуем, — сказала она. — Страна у нас бедная.

Они вошли в главную картинную галерею. Изабелла показывала картины Тициана, Тинторетто, Беллини, и Фримен только ахал, но у выхода она обернулась к нему со смущенной улыбкой и сказала, что большая часть картин в галерее — копии.

— Копии? — Фримен был шокирован.

— Да, хотя тут есть неплохие оригиналы ломбардской школы.

— А все Тицианы — копии?

— Все.

Это его немного расстроило.

— А как скульптуры? Тоже копии?

— По большей части, да.

Он помрачнел.

— Что с вами?

— Как это я не смог отличить копии от оригиналов?

— Что вы, многие копии исключительно хороши, — сказала Изабелла. — Нужно быть экспертом, чтобы их отличить.

— Да, многому мне еще надо учиться, — сказал Фримен.

Но тут она взяла его руку, и ему стало легче.

— Зато гобелены, — сказала она, проводя его по длинной галерее, увешанной вышитыми коврами, темневшими в заходящем солнце, — зато они все настоящие и очень ценные.

Однако на Фримена они впечатления не произвели: длинные, от пола до потолка, синевато-зеленые ткани с пасторальными сценами — олени, единороги и тигры резвились в лесу, впрочем, на одном гобелене тигр убивал единорога. Изабелла быстро прошла мимо них и ввела Фримена в комнату, где он раньше не был: тут на гобеленах изображались сцены из дантова ада. Они остановились перед изображением извивающегося тела прокаженного, покрытого страшными язвами, он рвал их ногтями, но зуд вовеки не прекращался.

— А за что ему такое наказание? — спросил Фримен.

— Он солгал, что умеет летать.

— И за это человек попадает в ад?

Она ничего не ответила. Галерея стала темнеть, мрачнеть, и они вышли.

В саду, у самого озера, где стоял на якоре плот, они смотрели, как вода меняла цвет. Изабелла мало говорила о себе — она часто задумывалась, а Фримен, поглощенный мыслями о будущих осложнениях, тоже больше молчал, хотя сердце его было переполнено. Когда стало совсем темно и взошла луна, Изабелла сказала, что она сейчас придет, и скрылась за кустами. И вдруг перед Фрименом мелькнуло неожиданное видение — она, совсем нагая, но не успел он взглянуть на ее ослепительную спину, как она уже плыла по озеру к плоту. Перепуганно соображая, доплывет ли он или утонет, Фримен, желая увидеть ее поближе (она сидела на плоту, подставляя грудь лунному свету), быстро разделся за кустом, где лежали ее воздушные вещички, и сошел по каменным ступенькам в теплую воду. Он плыл неловкими бросками, с ненавистью думая, каким он предстанет перед ней — слегка покалеченный Аполлон Бельведерский. А кроме того, ему мерещилось, что он сейчас утонет на двенадцатифутовой глубине. А вдруг ей придется спасать его? Но без риска ничего не добьешься, он продолжал плыть и доплыл до плота, не задохнувшись, — как всегда, он слишком беспокоился заранее, без особых на то причин.