Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой

С такой информацией сложно не оказаться на высоте, когда будут спрашивать.

Темно и холодно.

Ветер выметал поля и сдувал велосипед с дороги, так что Пьетро с трудом удерживал его в равновесии, а когда между облаков появлялся просвет, луна заливала желтым светом поля, тянувшиеся далеко, до самой Аврелиевой дороги. Черные волны катились по серебристой траве.

Пьетро крутил педали, глубоко дышал и напевал сквозь зубы: «Не у-ле-тай, птич-ка! Та-ра-ра…»

Он свернул вправо, проехал по неровной тропинке, делившей поля надвое, и добрался до Серры, крохотного селения.

Промчался через него пулей.

Ночью это место ему совсем не нравилось. Там было страшно.

Серра: шесть старых покосившихся домишек. Сарай, в котором несколько лет назад устроили стрелковый клуб. Местные крестьяне и пастухи собирались там, чтобы нагрузить свою печень и перекинуться в картишки. Имелся и магазин, но он всегда был пуст. И церковь, построенная в семидесятые годы. Железобетонный параллелепипед с бойницами вместо окон и стоящей рядом колокольней, похожей на элеватор. Мозаика на фасаде, изображавшая Вознесение, осыпалась, и ступени перед входом были усеяны золотистыми стеклышками. Дети стреляли ими из рогаток. Тусклый фонарь в центре площади, другой на дороге, два окна клуба. Вот и все освещение Серры.

«Не у-ле-тай, фа-зан-чик… ля-ля-ля…»

Серра была похожа на город-призрак из вестернов.

Узкие переулки, тени домов, угрожающе тянущиеся по улице, пес, надрывно лающий за калиткой, которая хлопает на ветру.

Пьетро пересек площадь и снова выехал на дорогу. Сменил передачу и еще быстрее стал крутить педали, стараясь дышать ритмично. Фара светила на пару метров вперед, а дальше были лишь темнота, шелест ветра в оливах, его собственное дыхание да шорох шин по мокрому асфальту.

До дома оставалось немного.

Он еще успел бы вернуться раньше отца и избежать головомойки. Он надеялся только не встретиться с ним по дороге домой. Когда отец сильно напивался, то оставался в клубе до закрытия и похрапывал на пластиковом стуле рядом с игровым автоматом, а потом заползал в кабину своего трактора и возвращался домой.

Вдалеке, в сотне метров, приближались зигзагами три слабых огонька. Пропадали и появлялись снова.

И слышались смешки.

Велосипедисты.

«Не у-бе…»

Кто это может быть в такое время?

«…гай ка…»

В такое время никто не ездит на велосипедах, кроме…

«… бан-чик…»

…них.

Прощай, рекорд.

Нет. Это не они…

Они медленно приближаются. Не спеша.

— Эге-ге-ге-е-е-е-е-е!

Это они.

Этот дурацкий смех, резкий, как скрежет ногтя по доске, и прерывистый, как крик осла, отвратительный, не к месту, неестественный…

Баччи…

У Пьетро перехватило дыхание.

Баччи…

Только придурок Баччи так смеялся, ведь для того, чтобы так смеяться, нужно быть таким придурком, как Баччи.

Это они. О боже, нет…

Пьерини.

Баччи.

Ронка.

Кто угодно, только не они!

Эта троица желала его смерти. И самое абсурдное заключалось в том, что Пьетро не знал почему.

«Почему они меня ненавидят? Я им ничего не сделал».

Если бы он знал, что такое реинкарнация, он бы решил, что эти трое — злые духи, наказывающие его за что-то, совершенное в прошлой жизни. Но Пьетро уже научился не ломать подолгу голову над тем, почему несчастья преследуют его с такой настойчивостью.

«Да и ни к чему это, в конце концов. Если тебе суждено получать тумаки, ты их получишь, и всё тут».

В двенадцать лет Пьетро решил не тратить время на пустые размышления о причинах вещей. Так было только хуже. Кабаны не думают о том, почему лес горит, а фазаны — о том, почему охотники стреляют.

Они просто убегают.

Это единственное, что остается. В подобных ситуациях нужно смываться со скоростью света, а когда тебя загоняют в угол — сворачиваться, как ёж, и пусть все перебесятся и утихнут, как град, заставший тебя на прогулке в поле.

Но теперь-то что делать?

Он быстро перебрал в уме разные возможности.

Спрятаться и пропустить их.

Конечно, он мог спрятаться в поле и переждать.

А здорово было бы стать невидимым! Как та женщина из «Фантастической четверки». Они проезжают мимо и не видят тебя. Ты стоишь, а они тебя не видят. Круче не бывает. Или еще лучше — вообще не существовать. Чтобы тебя просто не было. Чтобы ты даже не родился.

«Брось. Думай!»

Спрячусь в поле.

Нет, это глупость. Они увидят. А если тебя ловят, когда ты прячешься, как кролик, жди серьезных неприятностей. Если ты показываешь, что боишься, — это конец.