Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой

Бруно Мьеле за два года, пока Грациано не было, вырос и стал полицейским. Кто бы мог подумать? Известный раздолбай Бруно Мьеле вершил правосудие и следил за исполнением закона. Жизнь в Искьяно Скало шла своим чередом, медленно, но неумолимо, даже без Грациано.

Мьеле его почитал за Господа Бога с тех пор, как узнал, что у Грациано был роман с известной актрисой.

Но та история была больным местом Грациано. Те фотографии в «Новелла 2000» ему очень помогли, он стал местным героем, но в то же время он испытывал из-за них легкое чувство вины. На самом деле у него никогда не было отношений с Делией. Делия загорала на пляже отеля «Аврора» в Риччоне и, завидев мечущегося по пляжу репортера «Новеллы 2000», разыскивающего знаменитостей, заволновалась. Она мгновенно скинула лифчик и закричала. Она была одна. Французский актеришка, с которым она тогда крутила роман, остался лежать в номере с пищевым отравлением и температурой тридцать девять. Только молодой французский придурок мог наковырять мидий на причале Риччоне и есть их прямо сырыми, приговаривая, что его отец был бретонским рыбаком. Ему же хуже. Итак, Марина оказалась в скверной ситуации. Ей срочно нужно было найти кого-нибудь, кто ее поддержит. Она побежала к морю в поисках симпатичного юнца, с которым можно было бы попозировать. Она быстро осмотрела всех имевшихся в наличии мужчин, даже спасателей, и наконец остановила свой выбор на Грациано. Она спросила, не хочет ли он намазать ей грудь кремом и поцеловать ее, когда тот тип, вон тот, с фотоаппаратом, пройдет мимо них.

Так появились эти пресловутые фотографии.

Возможно, тем бы дело и кончилось, но Марина Делия стала вдруг, после одного фильма с участием тосканского комика, одной из любимых итальянских звезд и решила не показывать больше ни сантиметра своего тела даже за миллион долларов. Это оказались единственные фотографии груди Делии. Грациано на этих фотках выезжал пару лет, рассказывая, как имел ее спереди и сзади, и в лифте и в джакузи, в любую погоду. Но теперь пора было с этим заканчивать. Пять лет прошло. И все равно всякий раз, как он возвращался в Искьяно, все его спрашивали про Марину Делию, чтоб ее.

«Достали!»

— Я где-то читал, что она встречается с каким-то футболистом, — сказал Мьеле, не отрываясь от фетучини.

— Она тебя бросила ради полузащитника «Сампдории». «Сампдории»! Понял? — ухмыльнулся Джованни, старший из братьев Франческини.

— Ладно бы еще из «Лацио», — поддакнул Элио, младший.

Братья Франческини владели в Орбано фермой, где разводили морского окуня. Окуни Франческини ценились, потому что все как один были длиной двадцать сантиметров, весом шестьсот граммов и пахли форелью из садка.

Эти двое были неразлучны, жили в одном домике, полном комарья, прямо рядом с садками, вместе с женами и детьми, и никто не мог запомнить, которая из них чья жена и где чьи дети. Окунь помогал выжить, но, конечно, не разбогатеть, и они постоянно ругались друг с другом, кому взять фургон, чтобы поехать вечерком выпить пива.

Грациано счел, что настал момент покончить с Делией.

Он не был уверен, стоит ли рассказывать друзьям новости, касающиеся его будущего. Лучше было бы не говорить о джинсовом магазине. Хорошую идею вмиг сопрут. К тому же в провинции новости разлетаются на счет раз — как бы какой-нибудь сукин сын его не опередил. Сначала надо было организовать все как следует, вызвать архитектора из Милана, а потом уже можно рассказывать. А вот другую новость, самую лучшую, можно и рассказать. Или это не его друзья?

— Слушайте, я вам хочу кое-что ска…

— Слушаем. С кем ты еще перепихнулся? Сам скажешь, или мы из газет узнаем? — перебил Рошо, наполняя его бокал до самых краев предательским розовым, которое пьется как лимонад, а потом ударяет в голову, делая ее совершенно пустой.

— Симону Реджи он трахнул. Или еще кого? — сказал Франческини-младший.

— Не-е, я считаю, скорее он трахнул Андреа Мантовани. Сейчас педики в моде, — ответил старший, махнув рукой.

И все заржали, идиоты.

— Помолчите минутку, пожалуйста! — Грациано, занервничав, постучал вилкой по бокалу. — Хватит фигню пороть. Послушайте. Прошло время актрис и секс-рекордов. Навсегда.

Смешки. Фырканье. Толчки локтем.

— Мне сорок четыре, я уже не мальчишка, согласен, я здорово развлекся, объехал мир, затащил в постель столько женщин, что некоторых и в лицо не признаю.

— Но по заду признаешь, спорим? — сказал Мьеле, как ребенок радуясь удачной шутке.