Роберт Кормер: Среди ночи

Она утверждала, что даже помнила, во что в тот последний их вечер они были одеты. На матери было синее платье с серебряными блестками и металлическими пуговицами, напоминающими причудливые шары, а на отце — белая рубашка и его лучший синий галстук в красную полоску. «Они вдвоем чуть ли не светились от счастья», — рассказывала Лулу. Здорово, что у нее была хорошая память. Но я думаю, что цель всех этих ее рассказов была одна — поднять мне настроение.

Как бы то ни было, мы осиротели и стали жить у тети Мэри.

Лулу не любила автобус — никогда. Ей не нравилось ехать стоя, и ее раздражал запах солярного перегара, который, как ей казалось, просачивался через пол независимо оттого, открыты ли окна.

Автобус был переполнен, и все кроме Лулу были возбужденны, предвкушая волшебное представление в «Глобусе», на котором, как говорили, будет фокусник, заставляющий людей исчезать и появляться снова.

Все говорили сразу. Кучка детей втроем или вчетвером напевали какую-то глупую песню об утке. Я был затиснут между Лулу и Эйлин где-то посреди автобуса. Эйлин игнорировала меня, как и ее братья, что было в порядке вещей. Они продолжали шнырять по проходу, не обращая никакого внимания на просьбу водителя, всем вернуться на свои места. Эйлин и не полагала, что я взял с собой книгу в мягкой обложке, которая помещалась в кармане. Я думал, что никто этого не заметит. Куда бы я не ходил, книги бывали со мной везде.

Когда мы подъехали к «Глобусу», то увидели огромный плакат с изображением злого мага, чьи руки были обагрены кровью. Все сидящие в автобусе и даже Денеганы притихли от страха.

«Выходите по одному», — объявил водитель, и, как по команде, все организованно покинули автобус. Лулу держалась за мою руку, даже не смотря на то, что я шел где-то позади нее.

«Ты не потерял купоны?» — спросила она, оглядываясь через плечо.

Я кивнул в ответ. Купоны на бесплатные леденцы, содовую и корн лежали в моем потайном кармане.

Когда мы уже попали внутрь, Лулу отправила меня занять три места, откуда хорошо будет видно все представление, а сама взяла у меня купоны. «Шоколадное», — сказал я ей, если вдруг ей попадется мороженное.

Я проталкивался через толпящихся детей, которые восторженно кричали или громко разговаривали в попытке перекричать друг друга. Я нашел три места в середине зала. Открыть книгу, чтобы начать читать, возможным не представлялось, потому что мне все время приходилось следить за выбранными мною местами. «Занято», — успел сказать я уже тысячный раз.

«Глобус», в котором располагался театр, был старым зданием, не похожим на то, что было затесано в торговом центре, и все проходящие мимо дети показывали пальцем на большую старинную люстру из золота и граненого стекла, которая напоминала мне пещерный сталактит. Но лампочки в ней почему-то не горели, да и сама люстра висела на проводе, который выглядел очень тонким и больше был похож на нить.

Лулу заметила, как я смотрю вверх.

«Вижу, эта люстра действует тебе на нервы», — сказала она.

Как и всегда, я не смог утаить в себе волнение, а Лулу снова прочитала мои мысли.

«Она меня нервирует тоже», — сказала Эйлин. Ее глаза рыскали по всему залу в поисках Билли и Кевина. Они подбежали к нам с алыми от возбуждения щеками. Их рыжие волосы были растрепаны.

«Найдите нам три места где-нибудь еще», — скомандовала Эйлин.

Они удалялись, расталкивая других детей, попадающихся на их пути, а мы продолжали стоять посреди толпы. Лулу и Эйлин жевали попкорн. Их губы блестели от масла. На моем вафельном конусе таяло мороженое, которое начинало стекать по пальцам.

«О салфетках они не слышали», — сказала Лулу с долей отвращения в голосе, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Наконец, Билли замахал нам рукой. Вероятно, ему удалось кого-нибудь согнать с занятых им мест в конце зала под самым балконом.

— Это далеко от сцены, — пожаловался я.

Лулу послала мне переполненный терпением взгляд.

Мне пришлось подчиниться и последовать за ними туда, где стоял Билли.

Десятью минутами позже Лулу уже не было в живых.

Кошмар начался.

Телефонные звонки разбили ночь надвое, пробившись к нему через броню сна и напомнив снятие повязки с еще не зажившей раны. Он посмотрел на часы, стоящие у него на столе: на них светились алые цифры «3:18». «Что-то неотложное», — подумал он. — «Снова начинается… в столь ранний час… уж слишком рано в этом году».

Первый звонок приходит где-нибудь в октябре за неделю или две до той самой даты. На этот раз телефон зазвонил в начале сентября, когда лишь вялыми волнами начинала отступать жара. Вентиляторы лениво крутились в окнах спальни. Жужжание их лопастей никак не могли заглушить звук телефонного звонка, который звонил непрерывно и настойчиво. «Пожалуйста, пусть это будет ошибка номером», — молился он.