Е. Бирман - Эмма

Я единственный и поздний ребенок своих родителей. Приехав домой после почти двухлетнего перерыва (предыдущий отпуск был использован мною целиком в альплагере в ущелье Джан-Туган на Кавказе), я застал их нельзя сказать, чтобы резко изменившимися, но и не совсем такими, какими знал всегда. В них произошел несомненный перелом. Мать, кажется, утратила прямизну спины, отец словно полинял, а куцый пиджак, в котором он меня встретил, пах смесью одеколона и затушенных сигарет. Светлая шляпа на его голове выглядела едва ли не довоенным анахронизмом, но он жаловался, что не может обходиться без нее, потому что даже непродолжительное нахождение на солнцепеке вызывает у него приступ головной боли. В дальнейшем оказалось, что в несколько видоизмененной форме я, видимо, унаследовал от него этот недуг, только у меня головная боль неизбежно начинается на ветру.

Но прежде несколько слов об альплагере. Что я там узнал о себе? Что люблю длинные переходы и ледники, что не боюсь стоять над пропастью, но когда карабкаюсь по отвесным скалам, ноги мои дрожат, несмотря на страховку. Что видам с вершин я предпочитаю те, что открываются при достижении седловины, соединяющей два ущелья, что видами этими приятно любоваться, зачерпывая из синей жестяной банки сгущенное молоко в смеси со свежим снегом. Наверняка из этих наблюдений можно вывести какие-то предположения о моем характере. Но если бы кто-то попытался облечь их в прямолинейные заключения, я отнесся бы к ним с пренебрежением, потому что не люблю психологической разделки душ. Картина в цельности говорит мне больше, чем вырезанное из нее филе обобщений. Очень может быть, что именно это позволило мне принять Эмму в ее обновленной цельности — с Шарлем и Бертой.

Поселился я поначалу, естественно, у родителей, понимая, что ничего «естественного» в этом нет: я успел уже привыкнуть к самостоятельной жизни и бытовой комфорт не мог компенсировать мне недостаток того ощущения, которое я называл «утренним рыком льва в пещере», хотя причин рычать ни по утрам, ни посреди ночи у меня не было никаких.

Связи отца помогли мне в устройстве на работу. И теперь это было, к счастью, не администрирование и «решение организационных вопросов», а вожделенная для меня возможность рождать и растить новые технические организмы (именно так высокопарно одухотворял я объекты своей деятельности). На новом месте я очень стеснялся того, что годы в отъезде, в значительной степени потраченные мною на деловую переписку и технические протоколы, оставили меня почти еще студентом в сугубо профессиональной области. Я решительно не умел учиться у других, не слишком этим «другим» доверял и искал ответы на свои вопросы в специальной литературе. Это был утомительный неблагодарный труд золотоискателя-кустаря, так как большинство книг тоже были своего рода технические «су-су-су», то есть, казалось, слегка переоформленные чьи-то кандидатские и докторские диссертации, которые обязаны были для соблюдения канона содержать обширный математический аппарат и пускать корни в физику. Намного легче стало лишь тогда, когда появились переводные американские и европейские книги по схемотехнике, обобщавшие практический инженерный опыт в моей области. Имена Tietze и Schenk, Horowitz и Hill много скажут инженерам моего поколения.

В общем, я увлекся и был, наконец, по-своему счастлив. Чтобы сделать данное утверждение более наглядным, приведу пример. Сегодня, чтобы автоматически распознать деталь или сделать выводы об ориентации ее в пространстве, достаточно цифровой фотографии и программной обработки полученного изображения. Но в описываемое мною время до тотальной компьютерной революции оставалось еще несколько лет, да и на ранних ее этапах, когда компьютерная техника еще казалась по сложности и громоздкости чем-то близким если не к автомобилю, то, по крайней мере, к мотороллеру, ее использование в каком-нибудь небольшом локальном механизме выглядело громоздким и совершенно неоправданным. Задача должна была решаться чисто электронными средствами. Электронную систему, чтобы она была достаточно гибкой, предполагалось «обучать» всем возможным вариантам распознавания деталей и их положений, а в оперативном режиме производить сортировку в соответствии с полученными «знаниями». Признаюсь, словосочетание «электронная схема выборки и хранения информации» приводила меня в состояние близкое к оргазму — ни больше, ни меньше. Поэтому, когда компьютерная техника и программное обеспечение к ней стали медленно, но верно вытеснять индивидуальные электронные разработки, меня нередко одолевало грустное чувство, похожее на то, с каким пожилой гипертоник смотрит на юных футболистов.