Эльмира Нетесова - Судьбы в капкане

…В луже крови лежала на асфальте Сюзанка. Голова девчонки валялась поодаль от тела, да и оно было изрезано, изувечено. Вокруг трупа уже собралась толпа зевак, соседей, сторож магазина, какой заметил девку и позвонил с милицию.

— Она давно ушла от нас. Где-то с месяц. С того времени мы ее не видели! — отвечал на вопросы следователя Мишка.

— Кто-нибудь интересовался, искал ее у вас?

— Участковый.

— А другие?

— Больше никто, — ответил парень спокойно.

— Сколько она жила у вас?

— Да кто знает, я не общался с нею.

— Скажите, почему она вернулась сюда, сбежав из больницы? — допытывался следователь.

— А кто знает? Тут был ее чемодан с вещами, ну и за квартиру должна осталась. Я не знаю…

— Она не звонила, не предупреждала о приходе?

— Нет. Звонков не было.

Катя плакала и не могла отвечать на вопросы.

— У Сюзаны были враги?

— Я с нею не общался, не знаю.

— Кто-нибудь грозил девке расправой в вашем присутствии?

— Да я когда возвращаюсь с работы, уже никого не вижу. И квартирантками никогда не интересовался, — раздражался Мишка.

— Она никому не была должна?

— Какое мне дело до нее? Я и видел эту птичку раза два или три. О чем с ней базарить? Лично у меня с нею никаких отношений не было. Не враждовали и не дружили. Какое дело нам с матерью до чужих людей?

— Да, но мать плачет, значит, что-то связывало?

— Жаль человека. Молодая еще, могла бы жить и жить, но кому-то помешала или навредила. Просто так не убивают. Но мы не знаем причину, спросите у путанок, может, они подскажут.

— Спасибо за совет! Сами знаем, у кого поинтересоваться о случившемся! Убить ее мог любой, в том числе и вы! — строго оглядел парня следователь. Михаил в ответ громко рассмеялся:

— Ну и прикол! Такое даже псих не сморозит. Зачем мне она, хоть живая или мертвая? Я на нее не западал. Своя девчонка есть. На кой мне эта мандолина? Да я с ней рядом не стоял и говорить не хочу. Мы с мамкой собирались просить ее освободить квартиру, а тут вон как случилось. Видно, круто кому-то насолила.

Мишка увидел, как в подъехавшую неотложку погрузили санитары труп Сюзаны и спешно уехали со двора.

Сторож магазина подключил шланг к водяному крану, принялся смывать кровь с асфальта. Люди стали постепенно покидать двор. Одни ругали бандитов, что убили девку. Другие злословили Катю за притон, где она развращала девок.

— Пора б ее с нашего дома отселить навовсе. А то во двор выйти жутко. Того и гляди, понасилуют и убьют. Сюда ж единые бандюки приезжали. Да на каких машинах! Честному человеку такую в жисть не купить. Только воры и душегубы в их катаются. Они таких привечали. Вот и выкинуть отсель ентот бардак, чтоб порядошным людям не было тошно в своем доме жить…

— Да замолчи, Егоровна, не каркай не знавши. Может, менты сами сучку грохнули, а теперь следы заметают, — предположил сторож магазина, помыв двор. И увидев, что следователь сел в машину, направил тугую струю воды на то место, где стояла оперативка милиции:

— Кыш пух, кыш след, убирайтесь навек! Чтоб вашего духу в нашем дворе больше никогда не было! — смывал след оперативки старик, разгоняя последних зевак со двора.

Катя долго не могла успокоиться после увиденного. У нее все летело из рук. За что бы не взялась, куда бы не повернулась — всюду слышала голос Сюзаны:

— Катя, как жаль, что не вы моя мать! — сказала однажды девчонка. Эти слова навсегда застряли в сердце и в памяти женщины…

А по городу поползли слухи один другого круче:

— Слыхали, бабоньки? Бандершу кокнули! Ну, ту, безногую, какая с поездом наперегонки скакала. Ей пузо разворотили и туда протезы вставили, чтоб снова к жопе приросли…

— А кто убил?

— Да муж ее бывший, чтоб фамилию не позорила. Терпенья у него не стало больше, вот и уложил!

— Не бреши про Катьку! Живая она как сука, а вот блядей ее всех постреляли. Сама видала, как их на носилках выносили одну за другой.

К вечеру город гудел подробностями, придуманными на ходу, на скамейках и в парке. Очевидцев оказалось столько, что их никогда не вместил бы двор. И все доказывали, будто своими глазами видели все.

Катя даже во двор перестала выходить, чтобы не надоедали своими вопросами назойливые, докучливые соседи.

Она даже занавески не раздергивала днем, чтобы не видеть свору старух, сидевших на лавке, пристально следивших за ее окном, с какого не спускали глаз до самого позднего вечера.

Женщине казалось, что весь город только и говорит о ней, сплетничает, злословит: