— Да! Красиво в наших горах, не спорю. Но тот, кто пережил в них грозу, родился заново. Это совсем не то, что в городе переждать ее за закрытыми окнами, лежа на диване, а потом любоваться радугой. Та гроза сшибает с ног диким грохотом, когда горы стонут под ногами, а молнии бьют совсем рядом и трещат скалы. Гроза валит мордой на землю, она не просто оглушает, она дает понять и почувствовать, что человек там — ничто… Выстоять и выдержать в горах может только очень сильный человек. Аслан не такой. Я не из слабаков, но повторять те каникулы никогда не возникало желания. При этом рассказал тебе о мелочах, лишь сотую часть пережитого. От того я перестал верить отцу, посчитал, что он решил избавиться от меня навсегда.
— Как же племянники там живут? — вздрогнула Катя.
— Другого выхода нет. Старики поумирали. Им терять было нечего. Они родились в горах и приучили к ним детей. Эти чувствуют горы своим сердцем. Городскому человеку там делать нечего.
— А отец приезжал к тебе?
— Уже в конце лета, чтобы сразу забрать меня. Я через неделю пошел в школу и уже не пропускал уроки, старался учиться без троек, чтобы не вернуться к пастухам. После тех каникул меня ни в чем не стоило убеждать. Я увидел все своими глазами.
— Он тебе денег дал?
— Конечно. И форму купил, туфли и ботинки, даже дипломат. Все это вместо велика. И деньги. Я их тебе отдал. Туговато нам тогда приходилось. Протезы у тебя были отечественные. Ты не могла на них ни стоять, ни ходить. А обезболивающие лекарства стоили дорого, помогали слабо, потому ты от них отказывалась. Помнишь? — спросил Мишка.
— Почему ты тогда смолчал? — вытирала слезы Катя.
— Не хотел жаловаться на отца. Зачем? Это не по-мужски, ведь все обошлось, и я даже благодарен ему за ту закалку, какую получил в то лето, она и теперь пригождается мне.
— А где же тогда был Аслан?
— В деревню ездил. Помогал на пасеке. Я, как сама знаешь, пчел боюсь, потому выбрал горы, — улыбнулся Мишка и спросил:
— Зачем возникал участковый?
— Сюзанка сбежала из венерички. Вот и шмонают ее менты по всем кабакам. Только и она не дура, чтобы светиться в городе. Где-нибудь канает тихо, ждет, когда шухер уляжется.
— Она за квартиру сполна рассчиталась?
— Кой хрен! Я у нее в залог все из сумочки выгребла. А там кучеряво! Глянь сюда! — достала из-под комода коробку и высыпала содержимое на подушку.
— Неплохо! — глянул Мишка оценивающе на дорогие перстни, браслеты, цепочки, кулоны и, сложив все обратно, сказал:
— Только ей в руки отдай, когда рассчитается за квартиру. Но больше не держи ее ни одного дня. Гони в шею!
— Само собою. Кому нужна?
— За барахлом она не пришла бы. А вот за этим обязательно нарисуется! — сказал Мишка, спрятав коробку на место.
— Не обижайся, менты еще не раз сюда возникнут. Кому-то может тюкнуть в тыкву обшмонать квартиру Комод, конечно, в покое не оставят. Перепрячь.
— Тогда и деньги возьми из подушки. Не стоит ими рисковать. Сам спрячь.
Мишка тут же приподнял доску в полу, там был давний тайник, о каком знали только он и мать.
Они уже пили чай, собирались ложиться спать, как в двери тихо позвонили.
— Кто? — спросил Мишка удивленно и услышал:
— Открой кент, свои!
Парень онемел, узнав голос. Этот человек взял его из кинотеатра, а потом велел отпустить из-под ножа…
Яша Косой… Ему попробуй не открыть. Потом из дома шагу не сделаешь. На голову укоротит не сморгнув.
— Кто там? — спросила Катя сына. Тот приложил палец к губам, открыл дверь.
Мишка не ошибся. Косой Яша будто впорхнул в квартиру, быстро закрыл за собою дверь.
— Что нужно? — спросил его Михаил.
— Не базарь много! Потрехать хочу! Где рыжуха блядешки, сыпь ее сюда! — оттопырил карман своей куртки.
— Ты о чем? Она еще за проживание нам должна. А ты про золото. Где я его возьму? — прикидывался Мишка.
— Не коси под лоха, фраер! Не лепи из меня придурка! Иль опять зачесалось влететь под разборку? Ботаю добром — отдай, покуда я не вскипел. Сука с больнички слиняла! Братва ее стремачит. Не смоется она от нас. И крышка ей будет! Где припутают, там уроют. Она цепкой отмазалась от охраны. А чтоб не было этого навара, отдай рыжуху шустро!
— А долг за проживание? — подала голос Катя. Но Мишка уже достал коробку, отдал Косому. Тот влез в нее двумя пальцами, достал пару цепочек и, сунув их Мишке в карман, сказал уходя:
— Теперь она кроме нас никому не должна. А мы с нее сами снимем свое. Это не оплата, так, пыль, с какою она будет урыта! Давай, закрывайся кент! И прощай всех нас, живых и мертвых заодно, — растворился в темноте двора.
Читать дальше