Алекс Тарн - Записки кукловода

Это, конечно, слова, не более того. Обычные, ничего не стоящие слова, даже если их произносят со слезой в голосе и со всей возможной, подкрепленной смертным ужасом правдивостью. На следующее утро — да что там утро — в следующую минуту Арик уже забыл о своем искреннем раскаянии и принялся бы выстраивать новый план, покрепче и поумнее прежнего. Для начала расправился бы со своими изменившими соратниками, а потом набрал бы других. И теперь уже нечего будет даже думать о том, что эти другие прибегут к Боссу доносить о заговоре…

Все так… и все же… все же Амнон простил бы. Отвел бы удар, перестроил бы мизансцену, переиграл эпизод. Почему? Старик пожимает плечами. Бог его знает…

— Стар ты, вот почему. Ты и сам это отлично знаешь. А старики должны уходить. И этот закон ты тоже не можешь отменить. Победить должен был он, так что твоя победа противоестественна. Поэтому ты и даешь ему шанс за шансом. Разве не так?

— Наверное, так. Слушай, если уж ты здесь… долго мне еще?

Шариком подкатывается кругленький Рома Кнабель:

— Еще несколько минут, господин премьер-министр. Сейчас вас объявят и сразу — к микрофону. Хотите пока присесть? Эй! Стул сюда!

Ромка пристраивается рядом, многозначительно поглядывая на Босса. Сегодня его день, этого шустрячка. Вовремя перескочил в нужный лимузин. Скользкий тип, что и говорить. Для шефа по безопасности не годится. Надо будет сменить сразу после того, как…

Амнон вздыхает и смотрит влево, на крышу ближнего здания. Там должен был лежать сейчас его убийца. «Должен был…» — он хмыкает. А где гарантия, что убийцы там нет? Разве не существует вероятность, что Арик переиграл его, обернул двойной петлей? Взять хоть этого шустрого Кнабеля: а ну как он и не думал предавать своего патрона, а просто выполняет его задание, служит частью тонко продуманного плана? Никогда не следует недооценивать марионеток… Тонкая усмешка кривит фиолетовые старческие губы: «Вот сейчас и узнаем.» Красивый будет конец, без мучений, моментальный и монументальный. Просто все померкнет одним разом. Хорошо бы — на самой середине вдоха, на пике дыхания — этого высшего счастья жизни.

Всякое может случиться. Но Амнон Брук не боится смерти. Раньше боялся, а теперь уже — нет. Раньше он непременно проверил бы лишний раз этого Кнабеля и прочих доброхотов-перебежчиков на предмет двойного дна. Страх смерти связан с нежеланием оставлять этот мир без присмотра… ну, и еще немножко — с неизвестностью. Как это там, в другой пьесе? — «Когда б не неизвестность после смерти…» Хе-хе… молод был Гамлет, ему простительно. С годами у человека не остается ничего неизвестного. Ничего. Вернее, все неизвестное переходит в разряд несущественного. Немного подольше держится забота о близких, о незаконченных делах, что-то типа жалости: как же они справятся без меня, недотепы? А потом уходит и это; остается лишь одно — желание дышать, дышать, дышать… безграничный старческий эгоизм. И никакого страха. Хватит, отбоялись.

Динамики над головой взрываются аплодисментами в его честь. Искусственными аплодисментами, ясное дело. Кому он там нужен, на этой площади? Всем уже надоел хуже горькой редьки. Неужели еще жив? Да что вы говорите? Быть такого не может! Во дает! Премьер-министр ухмыляется, ковыляя к микрофону. Хрен вам, а не редьку! Жив я, смотрите. Дышу. Вот так… и вот так… Старик делает несколько глубоких восхитительных вдохов. Вот сейчас и увидим… Ну же, стреляй уже, стреляй! Он кажется сам себе кузнечиком, пришпиленным к сцене длинными булавками прожекторов. Старым высушенным кузнечиком. Мумией. Какой смысл стрелять в мумию?

Площадь равнодушно шевелится у него под ногами. Он все еще жив, он дышит. Значит ли это, что выстрела не будет? Черт их знает, этих снайперов: как они стреляют — при первой возможности или ждут чего-то? Чего? — Ну, например, сигнала. Например, ему было сказано стрелять после первых моих слов. Вот сейчас он держит мой висок в перекрестии прицела и ждет, пока я скажу: «Добрый вечер, дорогие друзья!..»

Старик инстинктивно проводит пальцами по левому виску и произносит в микрофон своим обычным скрипучим голосом, который знаком чуть ли не с колыбели всем, стоящим в данный момент на площади:

— Добрый вечер, дорогие друзья!..

Он делает паузу для выстрела, и техник, неправильно истолковав его молчание, немедленно пускает в ход пластинку с аплодисментами. Выстрела нет и на этот раз. От глубоких вдохов немного кружится голова, и премьер-министр усмиряет разошедшееся дыхание. «Похоже, еще подышим…» — думает он и усмехается. По всем театральным законам его надлежало бы пристрелить именно после этой мысли. Но факт: он жив и теперь, а следовательно, убийцы на крыше нет. Хе-хе… бедный Арик Бухштаб… не только тороплив, но еще и чересчур самоуверен. За что и наказание…