Жорж Сименон - Свидетели

Страховой агент, ободренный примером г-жи Фальк, в свою очередь спросил:

— А если налицо предумышление?

— Тогда обвиняемый подпадает под статью двести девяносто шестую: «Всякое умышленное убийство, совершенное с предумышленней или из засады почитается предумышленным убийством».

— В этом случае статья триста вторая предусматривает смертную казнь, — добавил Ломон.

Лица всех посуровели. Каждый вдруг отчетливо осознал, что им, маленькой кучке людей, предстоит решить вопрос о жизни человека.

Деланн наблюдал за присяжными и живо интересовался выражением лица каждого; Фриссар сидел с недовольной миной и не поднимал глаз.

— Полиция действительно прошла по всем следам возможного убийцы? — спросил один из присяжных, архитектор по Профессии, увлекавшийся акварелью.

— Могу вас заверить, что комиссар Беле — один из самых знающих и дельных сотрудников уголовной полиции. Расследованием он руководил с предельной тщательностью.

— Есть ли во дворе у Ламберов колодец? Я немножко знаю улицы этого старого квартала и…

— Да, есть. Инспектор полиции несколько раз спускался в него, но не нашел ни молотка, ни какого либо другого орудия. Он извлек лишь проржавевшее ведро, которое, видимо, пролежало в колодце много лет.

— Была ли жизнь Мариетты Ламбер застрахована? — спросил страховой агент.

— Нет. Как говорилось на процессе, у нее нашли только платья и дешевые украшения.

Другой присяжный, шестидесятилетний торговец недвижимостью, осведомился:

— Выяснено, давал ей Желино деньги или нет?

— Он утверждает, что нет, и доказать противное невозможно. Насколько можно судить, Желино принадлежит к тому типу мужчин, которые сами берут у женщин деньги.

— А он брал?

— На этот счет мы располагаем только его заверениями. Он утверждает, что не брал.

— А Жозеф Пап?

— Вообще-то Пап отдавал весь заработок матери, а она оставляла ему очень мало на карманные расходы. В последнее время Папу случалось для выходов с Мариеттой занимать у товарищей, и за несколько дней до преступления он продал часы, доставшиеся ему от отца.

— Не мог ли Пап убить Мариетту Ламбер из ревности? Он признал, что шел за нею и Желино до дома и, стоя на тротуаре, чуть ли не присутствовал при их любовных забавах. В восемь вечера он встретился с Мариеттой на углу Железнодорожной улицы.

— Если он убил ее в это время, то должен был ждать до одиннадцати вечера, чтобы отнести труп на полотно. Тогда человек, которого его тетка заметила, когда тот спускался по каменной лестнице, никакого отношения к делу не имеет и прошел мимо тела, не заметив его.

— Если только Пап не пригласил Мариетту отправиться в ресторан «Голубой домик», который находится в квартале Женетт, и не убил ее при переходе путей.

Эту версию, которая, в конечном счете, представлялась не менее вероятной, чем остальные, предложили уже здесь, в совещательной комнате.

И опять г-жа Фальк проявила смелость, первой высказавшись по вопросу о виновности Ламбера. Она изложила свое мнение, ни на кого не глядя, — так ее смутила собственная дерзость.

— Не думаю, что такому человеку, как обвиняемый, даже если бы он убил свою жену, пришло бы в голову перенести ее на рельсы. Неоспоримо, что он ее любил. Пусть на свой лад. А тело любимого человека никто не бросит под поезд, который его искромсает.

— С таким же основанием можно сказать, что любимого человека не убивают, — сухо возразил Фриссар. — Но факты каждый день доказывают противное.

— Это не одно и то же.

Почти четверть часа шел общий спор — не столько о деле Ламбера, сколько об убийстве из ревности, как таковом.

В конце концов Ломон предложил:

— Не перейти ли нам к голосованию по первому вопросу?

Ломон заранее знал, что Фриссар ответит «да». Менее уверен был он в позиции Деланна: это человек непредсказуемый. Ломон мог держать пари, что «нет» ответят г-жа Фальк и еще двое присяжных.

Он сам распределил листки бумаги, и через несколько минут каждый, сложив листок вчетверо, опустил его в медный кувшин, много лет заменявший урну.

— Прошу судью Деланна приступить к подсчету голосов.

Голосовало десять человек — семь присяжных и трое судей. Поколебавшись, Ломон опустил в урну незаполненный листок.

Он считал, что будет несколько туров голосования, и почти уверился в этом, когда на двух первых бюллетенях, извлеченных из урны, прочел одно «нет» и одно «да». Затем последовали два бюллетеня с «да»; на всех других, кроме незаполненного, стояло слово «нет».