Никита Высоцкий - Высоцкий. Спасибо, что живой.

— Ты тоже давай, пять минут тебе на все про все.

— А поваляться?

— Никаких «поваляться». На базар идем, ковер Севке покупать.

— Я тоже хочу. Я тоже!

— Вот и давай.

— Рано же.

— Уже поздно. Да через час тут пекло будет.

— Извини, я просто не выспалась...

— Придем — поспишь. Тут все днем спят, в самую жару. Сиеста.

Володя вышел из спальни, а Татьяна, блаженно потянувшись, уселась на кровати. Осмотрелась, завернулась в покрывало. В большой комнате на столе лежала тетрадь с несколькими написанными строчками и рожицами. Строчки были зачеркнуты. На кресле осталась гитара. Татьяна зевнула.

— Не получилось? — она кивнула на тетрадь.

— Получится! — уверенно ответил Володя. — Умывайся и вперед.

* * *

Татьяна бывала на рынке в Москве, но то, что она увидела здесь, называлось «восточный базар», и такого ей встречать не доводилось. Сюда съезжались не только из соседних районов, здесь торговали и монголы, и китайцы, и уйгуры, и казахи. Рынок гудел, играл, сверкал.

Высоцкий, Кулагин, Татьяна, Леонидов и Нефедов шли по базару. Они старались держаться вместе, но их толкали, и то и дело они отвлекались на продавцов, которые сидели спокойно, ровно до того момента, пока с ними не поравняются приезжие, — тогда продавцы начинали неистовствовать, предлагая лепешки, арбузы, хурму, орехи. Они выскакивали из-за прилавков, пожимали руки, совали дыни, косички лука.

Нефедов отстал первый, потому что снимал на кинокамеру горы риса, яблок и приправ. Он даже попытался создать что-то вроде натюрморта, всучив улыбающемуся узбеку большой гранат, хотя тот торговал рисом. Леонидов приостановился, поджидая Нефедова, и как бы в задумчивости стащил с прилавка персик.

Володя, Сева и Татьяна продолжали двигаться в глубину рынка. Татьяна остановилась около красивых тканей, и к ней тут же подскочил человек с эмалированным тазом. Он начал гарцевать вокруг нее, улыбаясь и приплясывая.

— Детей купать, белье стирать! — Он застучал по внешней стороне тазика, заискивающе заглядывая девушке в глаза.

Таня, фыркнув, отвернулась и отошла к рядам с посудой—ее заинтересовали медные кумганы. Высоцкий тоже подошел к ним и обернул Таню красивым восточным платком. Он надел его как юбку, потому что ноги Татьяны вызывали нездоровое оживление.

— Не дразни гусей.

Татьяна даже не заметила этого. Ее вниманием полностью овладел ослик, стоявший в тени, недалеко от прилавка.

— Ой! Ослик! Можно погладить?

Сидящий рядом с осликом на ящике пожилой узбек только улыбнулся. Подошедший Леонидов сунул Татьяне персик и сказал: «Дай ему». Сам кормить ослика он не решился. Поразмыслив, ослик взял в зубы фрукт. Леонидов оживился:

— Смотри-ка, схрямкал!

Татьяна завизжала от восторга.

— А можно на нем покататься? — обратилась она к хозяину

Дед продолжал блаженно улыбаться.

Она залезла верхом на осла и замахала руками.

—Толик, снимай!—крикнула она Нефедову, увлеченному дынями в соседнем ряду.

Тот оторвался от камеры и, прищурив глаз, деловито заметил:

— Здесь темно. Давай-ка сюда, на солнце.

Но ослик вовсе не собирался выходить из тени. Леонидов стащил с прилавка какую-то зелень и поманил ею ослика.

— Э-э! Платить надэ! — возмутился продавец зелени.

— Потом, отстань, — отмахнулся от него Паша и протянул пучок ослу. — Ну-ка, иди сюда.

Ослик повернулся мордой к зелени и сделал шаг. Леонидов попятился — ослик за ним. Паша захохотал:

— Вот так. Жрать-то хочется!

Татьяна была счастлива: она ехала верхом на ослике, заливаясь смехом от восторга и хлопая в ладоши. Нефедов направил на нее камеру. Высоцкий подошел к дедушке на ящике и протянул ему три рубля.

— Побудьте с нами часок.

Дедушка, продолжая улыбаться, встал, по-узбекски велел мальчишке охранять товар, догнал ослика и повел его под уздцы.

Кулагин шел немного впереди, приговаривая: «Мне не надо, спасибо, не надо».

Нефедов остановился около торговцев ножами. Он выбрал самый большой тесак и делово стал крутить его в руке, играя отблеском стали.

— Помнишь, я рассказывал?

Он начал наносить удары воображаемому больному.

Паша перехватил его руку, шепнул на ухо:

— За карманы держись. Это Восток.

Но Нефедова уже невозможно было остановить — при виде изобилия ножей у него разбежались глаза.

— А есть еще, побольше? — не успокаивался он.

— Есть! — хохотнул Паша. — Только это сабля называется.

На Высоцкого надели халат и тюбетейку. Рядом, как по команде, выросло еще несколько торговцев халатами, и каждый предлагал купить у него.