Никита Высоцкий - Высоцкий. Спасибо, что живой.

У ДК начали вновь собираться люди. Некоторые недоверчиво смотрели на афишу, на которой было написано: «Начало в 10-00», и сравнивали со временем, обозначенным в их билетах. Слышалось возмущенное: «Это как же?», «Уже поет!», «Почему здесь написано?..»

К афише спустилась директор ДК Изабелла Юрьевна и на место числа«10», обозначающего время начала концерта, наклеила квадратную табличку с числом «12». Несколько зрителей, испугавшихся было, что опоздали, с облегчением вздохнули и поспешили к дверям ДК.

Грузовой самолет стоял в аэропорту Ташкента. К нему подъехал «Урал». Солдаты начали загружать в грузовик ящики. Татьяна уже шла по взлетному полю в сторону здания аэропорта, когда ее догнал запыхавшийся майор. Он сунул ей деньги — ворох бумажек разного достоинства.

— На, забери. Ты, это, извини, четвертак мы пропили.

Он резко развернулся и побежал назад к самолету. Татьяна так растерялась, что даже не успела его поблагодарить.

Она вышла на площадь перед зданием аэропорта и огляделась. Неподалеку стояло несколько машин такси.

— Мне нужна Бухара, — обратилась она к таксисту. — Сколько это стоит?

— Три рубля, — сообразил таксист, увидев приезжую.

— Недорого... —Татьяна поскорее прыгнула на переднее сиденье.

Шофер нехотя завел двигатель.

— А чего так рано? Он еще закрыт.

Татьяна с любопытством разглядывала утренний город. Поливальные машины обрызгивали дорогу и клумбы, отмывая их от ночной пыли.

— Кто закрыт? — не поняла Татьяна.

— Ресторан. Тебе же ресторан «Бухара» нужен?

— Нет. Город. Мне нужен город Бухара.

Таксист затормозил так резко, что Татьяну бросило на лобовое стекло.

— Ты че, дура? Город Бухара — это же четыреста километров отсюда! Кто тебя повезет, да еще за треху?

— Я заплачу сколько надо...

— Во дает... мать твою.

Таксист выключил счетчик и развернулся.

— Спросим у калымщиков. Может, кто и поедет. Да туда-обратно бензину только на полтинник...

На углу площади под деревьями на траве несколько мужчин играли в нарды. Один из них, глядя на Татьяну, громко ответил:

— Да ти че-е! Это же чирез пюстыну... А если чиво слючится?.. Не-е... Вон у Алимхана спроси...

— Слыхала?—Таксист смачно сплюнул.

Он вступил в переговоры на непонятном языке с двумя мужчинами в больших кепках«аэродромах». Те одновременно повернули головы в сторону Татьяны. Глаза их затянуло масляной поволокой. Наконец таксист вернулся, неодобрительно качая головой:

— Сто двадцать рублей хотят. Поедешь?

Татьяна кивнула. Таксист махнул рукой. Один из

мужчин подошел ближе, откровенно разглядывая Татьяну с головы до ног:

— Иди! Садись! Видишь тот красный обделаний мошин. Туда.

Татьяна направилась в сторону красных «Жигулей». Люди в больших кепках загоготали на своем языке, сплевывая пережеванный нас.

Жигуленок резво выкатил с площади на трассу.

— Мене Алик зовут, а тибе?

— Татьяна.

Алик зашуршал ручкой радио в поисках нужной волны.

— Сам откудова?

— Из Москвы.

— Е-е!

Он недоверчиво осмотрел Татьяну с ног до головы и сильнее закрутил ручку радио. Наконец наткнулся на голос Магомаева, поправил на голове кепку, гордо подняв голову, что-то замычал и уперся в руль.

В машине сильно пахло бензином, от водителя отдавало нестираным бельем. Татьяне вдруг стало тоскливо и страшно. Еще полчаса назад она была уверена, что вот-вот увидит Володю, а оказалось, что до него еще сотни километров. Несколько часов придется ехать по жаре в компании с Аликом, который пялился на нее без стеснения и все время закидывал в рот какой-то черный порошок и прямо на ходу в окно сплевывал.

— Неужели правда, что до Бухары четыреста километров? — вырвалось у Татьяны.

— Четыреста шестьдесят пять. Тебе сколко лет?

— Двадцать... пять, — приврала Татьяна и предательски покраснела.

— Мужа ест?

— Да. — Таня попыталась придать голосу твердость.

— А киде работаешь?

— Я художник.

— А-а! У меня... это... пелемянник... хюдожник. Знаешь, в кинотеатра разный афиш-мафиш рисуит...

— А-а! Оформитель?

— Неть, — вдруг вскипел Алик, — я тибе гаварю — хюдожник...

* * *

В кабинет Изабеллы Юрьевны постучали.

— Ну что, Беллочка, готово? — осведомился Фридман, просунув голову в дверь.