Отложив ружье в сторону, подтянув высокие ботфорты своих болотных сапог, Генка, чавкая прибрежной грязью и раздвигая густую траву, пробрался к убитой утке. На крошечном пятачке чистой воды кверху лапами лежали две серые. Одним выстрелом – и сразу двух!
Но Генке пока что было не до восторгов: еще когда он выцеливал среди травинок осоки головку этой утки, краем глаза заметил, как в другом носке озера уселась в траву пара чирков. Генка, торопясь, засунул уток в рюкзак, закинул ружье за спину и пошел вокруг озера, рассчитывая зайти к носку с запада, чтобы на подходе не пришлось стрелять против солнца, которое, неестественно красное, спускалось к горизонту в огненно-фиолетовую тучу.
Рассчитано все было правильно: утки поднялись из листьев кувшинок, как только охотник приблизился к берегу. Генка стрелял дуплетом, чирок упал на зеркало воды метрах в двадцати от берега. В том месте, откуда Генка стрелял, берег был пустым от кустов, луговина прямо сбегала к озеру, густо заросшему осокой и кувшинками. За уткой надо было плыть.
Положив ружье, Генка разделся догола и медленно, дрожа всей шкурой и стуча зубами, натыкаясь на толстые корневища кувшинок и тихонько матерясь, зашел в воду и медленно поплыл по-морски, без брызг, по направлению к белеющему на воде чирку; над самой поверхностью воды еще пахло порохом. Взяв добычу по-собачьи зубами, он поплыл назад. Противнее всего было вылезать на берег: ил и грязь стекали по телу, смешиваясь на ногах с кровью – осока и мудорезник сделали свое дело. Стоя почти по колено в прибрежной грязи, Генка неожиданно что-то почувствовал и вскинул голову: на пригорке, метрах в десяти, стоял большой благородный олень с ветвистыми рогами. Встретившись с Генкой взглядом, он вытянул шею и затрубил. Олень вызывал Генку на бой, у него был гон. Генка весь дрожал – уже не от холода, а от страха, колени его колотились друг о друга, как деревянные. Олень протрубил еще раз, Генка развел руки. Только тут, видимо, олень понял, что у этой голой твари нет рогов и никогда не будет. Плавно, с большим разворотом, грациозное животное поскакало от озера.
«Та-да-да! Та-да-да!» – раздавался топот оленьих копыт о высохшую растрескавшуюся луговину. Четыре небольших стожка стояли напротив Генки, за ними скрылся убегающий красавец-олень, растворившись на фоне огненной тучи, в которую зашло солнце.
Буря разразилась ночью. Палатку сорвало. Генка с отцом долго выбирались из спальников, открывали изнутри палатку, а оказавшись на воле, ничуть не обрадовались: холодный ветер обжигал лицо и руки, сек их мелким ледяным дождем пополам со снежной крупой. Генка побежал к берегу проверить, на месте ли лодка. Она лежала набоку выброшенная на песок брюхом к реке, и огромные валы, нагоняемые верховым ветром, беззлобно, но очень сильно и равномерно били в ее днище, отзываясь гулким эхом.
Песчаный обрывчик, расположенный с подветренной стороны, позволил нашим охотникам несколько укрыться от непогоды. Чуть-чуть окопавшись лопатой и выровняв в углублении площадку, они развели костерок, около которого уселись и стали пить спирт, закусывая его сахаром: это был лучший способ согреться, исходя из фронтового опыта отца. В шесть часов вопреки всем ожиданиям утро не наступило – ночь плотно укрывала реку и берега, не давая ни малейшей надежды рассвету. Лишь к девяти часам в воздухе стала появляться какая-то серость, и сквозь секущий мелкий дождь проступил контур берега. Вся покрытая беляками, река напоминала большой скомканный лист копировальной бумаги: где-то белесая, где-то черная, но с общим грязно-синим тоном.
Спирт привнес какую-то вялость и тупость. Было решено, не дожидаясь погоды, собираться домой. После такой бури природа будет приходить в себя несколько дней, а удовольствие от палаточного житья на берегу холодной реки сомнительное.
На удивление быстро удалось покидать все вещи в спущенную на воду лодку, накрыть все куском брезента, поставить и завести мотор и, закутавшись в плащ-палатки, отправиться вверх по реке. Отец сидел на корме, управляя мотором, а Генка, убрав стлань с предпоследнего отсека, не разгибаясь, отчерпывал из лодки воду пустой консервной банкой. Вода в лодку попадала не только с дождем: ныряя с волны на волну и отчаянно маневрируя, великовражка изредка зачерпывала бортом и тем не менее уверенно пробивалась к Макарьеву. В полдень небо чуть-чуть просветлело, ветер стих, и только дождь продолжал привычно и неназойливо моросить. К небольшому деревянному дебаркадеру рабочего поселка Макарьево путники подчалили с легким чувством победы и выполненной задачи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу