Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

Случались такие дни, когда, потупившись, несмело, подступалась я к книжным полкам:

– Федор Михайлович, вот эдак, не обессудьте, пора собираться.

– Что, опять? Нет, это положительно невозможно. Это что ж такое, полное разорение!

– Мне самой неловко, но в редакции у начальницы день рождения. Цветы надо и в довесок там сувенир.

– Сувенир? Знаю я твою редакцию. У вас на дню у каждого по три дня рождения. Никуда я не двинусь. Решительно никуда.

– Ну, голубчик, войди в положение, ты же – собрание, за тебя хорошо дадут.

– Льва возьми, за него больше дадут.

– Льва Николаевича я уже носила.

– Носила, носила... Его – один раз, а меня – в третий. Стыда у людей совсем нет!

– Но я же тебя всегда восстанавливаю.

– Доверие не восстановишь. Не любишь ты меня, Наталья. Небось забыла, на какой странице Раскольников старуху угрохал?

– Как же можно вас забыть. Я ведь хоть это ваше «Наказание» семнадцать раз читала, а пересказать своими словами, что у вас за чем, ни разу не смогла. Вот какой вы мастер.

– Ладно, не подлизывайся... День рождения у них, пусть мужики тратятся.

– Они потратятся. Выпивку принесут.

– Конечно принесут. Этого я как раз не опасаюсь, что они вас без разведенного спирта оставят. Эх, широк человек, сузить бы вас всех. Ну ладно, давай пакуй. Но чтоб в последний раз, кости-то старые по полкам прыгать. Куда понесешь, небось в Замоскворечье, к купцам?

– Да что вы, Федор Михайлович, как можно? Через проспект, к мещанам, понесу, люди все молодые, грамотные.

Что ж, сознаюсь, в одну осень носила в букинистический магазин собрания сочинений: Шекспира – один раз, Толстого – один раз, Достоевского Федора Михайловича – три раза.

Денежный вопрос был основополагающим для меня в тот период. «Удивительно, – часто размышляла я, – как это у моей сестры выходит сэкономить некоторое количество рублей до следующей получки, притом что она всегда при маникюре, раз в полгода – химия, да и пара колготок у нее в запасе, и непочатый блок сигарет в серванте». Нечто из разряда аттракционов Кио в цирке на Цветном бульваре. В своей биографии один только раз я встретилась взглядом с мятым выцветшим рублем у киоска с мороженым и, сообразив, как это много, нежно подхватив его, побежала звонить подружке, чтобы тратить на сигареты и кофе.

Думала я, думала и наконец осознала, что на вопросы: «Где мои деньги?» и «Когда они ко мне придут?» – может ответить мне только гадание, в лице представительницы этой профессии – цыганки. Цыган в районах рынков и газонов в Москве я видела предостаточно. Обычно они стояли передо мной в очереди в ломбарде, куда я относила закладывать-перезакладывать свою тонкую золотую цепочку. И когда табор оказывался впереди, я уже знала, что это надолго. Мужчины их, кстати, никогда не стояли. Стояли женщины в многослойных юбках, суетливые, громкие, с тяжелым желтым золотом в ушах. Цыганские бароны в обуженных пиджаках подходили в последний момент, деловито доставали перед окошком из-за пазухи увесистый шмат золота, завернутый в тряпицу. Цыган и на вокзалах всегда можно встретить, но не пойду же я на вокзал. И потом, должна быть рекомендация, что гадание качественное, без обмана. Но когда про что-то усиленно думаешь, оно к тебе тоже навстречу движется. Пошел по коридорам нашего здания среди женщин слушок, что есть в Москве на Маяковке квартира, где отменно гадает цыганка, а таксу за гадание берет в пять рублей. Если в то время сто граммов сыра стоили тридцать копеек, а сто граммов свежемолотого кофе «Арабика» – тридцать три копейки, то пять рублей – сытая неделя.

В первую же получку, отдав долги и заняв пять рублей на цыганку, я и еще одна журналистка, у которой были свои чаяния, отправились по указанному адресу. В подъезде первым делом натолкнулись на очередь, вытянувшуюся лентой на пару маршей, которая нас даже вдохновила. «Ага, – решили мы, – к плохонькой цыганке, которая врет, очередь стоять не будет». Заняли мы последними, гадая – пройдем до обеда или нет? Отлучались во двор покурить.

Долго ли, коротко, но вот я уже и сижу перед цыганкой за круглым, накрытым шалью столиком. Атмосфера мистическая. На столе зажженная свеча, в руках гадалки карты скоростными лифтами носятся из одной смуглой ладони в другую. Цыганка худая, похожая на птицу, волосы жесткие, смоляные, глаза черные, быстрые, и курит она так же, как и мы, журналистки. С виду так настоящая гитана. Ну, раскинула она на меня и в начале гадания смутное что-то сказала про трефового короля, что, мол, он на пороге. На что и я про себя миролюбиво отметила: «Очень хорошо, пусть себе ждет на этом пороге, мне пока не к спеху». Мне соседка юбку как раз заканчивала дошивать, и в следующем месяце с квартальной премии хотела я себе шифон в ГУМе на платье подобрать. На шаль дальше гляжу, прокуренные пальцы так и мелькают перед глазами, гадание быстро идет. «Болеть будешь, – вещает смуглая, – выздоровеешь». «Ладно, ничего, поболеем, – смиряюсь я, – тем более что выздоровлю». Жду главного, чувствую, что гадание к концу идет, а сокровенное, из-за чего я пришла, чтобы мне на потребности хватало, об этом еще ничего не слышу. И понемногу нервничаю. Приостановилась цыганка и уже шалью карты хочет накрывать. Тут я осмелела. Решила – что мне, я ее вижу в первый и последний раз. Она на планерку к нам в редакцию не придет, не спляшет в монистах и под гитару не споет о том, что советские журналистки разговор о деньгах ведут. Да, вот это слово произнести. Осмелела я. Когда еще займу пять рублей?