Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

Сегодня мне и моей сестре выдали деньги на посещение кондитерской в Столешниковом. Нас отпускают одних. Значит, мы совсем уже взрослые. Моя худая сестра с выступающими ключицами и острыми локтями, которая никогда не поправляется, демонстрирует столь же «худосочный» аппетит. Она выбирает один эклер с шоколадной начинкой, и я не без труда уговариваю ее еще на одну картошку. Она, однако, останавливает свой выбор на фруктовой корзиночке. Я еще по дороге в троллейбусе продумала свой кондитерский набор. В магазине я сразу прошу положить в общую коробку, кроме скромного заказа для сестры, две посыпанные какао картошки для себя, два эклера и один наполеон. Есть пирожные, которые я не беру, вот корзиночка, например.

Многие покупатели лакомятся сладким тут же, в кондитерской, за высокими одноногими столиками. Мы делаем то же самое. Ставим белую коробку на столик, освобождаем ее от путаной веревочки и открываем крышку. Бросаем последний взгляд на пирожные – я лично вдыхаю их чудесный аромат, – теперь берем каждая по своему пирожному, надкусываем и смотрим через большую стеклянную витрину на Столешников переулок, по которому спешат люди. И не просто так. На дворе вторая половина декабря. Предновогодняя стремнина увлекает за собой в водоворот все больше москвичей. Сестра довольно скоро справляется с десертом и отходит к прилавку посмотреть на выставленные в нем торты и восточные сладости. Я одна за столиком. За большим окном медленно идет пушистый белый снег. Медленно падающий снег подхватывают шапки и меховые воротники спешащих москвичей. Я смотрю на снег. На воротник и пуговицы моего пальто осыпается сахарная пудра с погон Бонапарта. Я плачу настоящими слезами. Я знаю, что мне теперь никогда не похудеть, во всяком случае до Нового года, так и буду носить свои круглые щеки и до Нового года, и после него. «А как же мальчик?» – задаю я себе мысленно вопрос, доедая последнюю картошку. Я испытываю настоящее отчаяние.

«Эх! Зачем столько здоровья?» Очень редко, когда у меня температура. А как было бы замечательно поболеть перед Новым годом – поболеть, похудеть, побледнеть. Почитать книжки дома, порисовать. А потом выйти в школу сразу двадцать восьмого декабря на новогодний карнавал, объявленный заранее, чтобы мы приготовили себе маскарадные костюмы.

Возвращаясь тем же троллейбусом по обратному маршруту, я думаю о карнавале. Я уже знаю, что Ниночка будет Царицей Ночи, моя сестра Лена – второй Царицей Ночи. Подруга Алена пока не решила, да и я тоже еще не решила, кем быть, но склоняюсь к китайскому мальчику. У нас из Китая много фантастической одежды. Одни мамины халаты с вышивками райских птиц, пионов и бабочек могли бы затмить все театральные и карнавальные костюмы разом. Но шелковые халаты слишком длинны и слишком белоснежны для наших серых школьных коридоров. У меня есть китайская пижама красного цвета, тоже с вышивкой, – штаны и кофта с вычурными петлями. Я вполне могу быть китайским мальчиком. Да, бледным китайским мальчиком в красном, при императорском дворце, в меру угнетенным, но умным, читающим много книг и рисующим черной тушью белых аистов. Такой сложился у меня мой собственный карнавальный образ. Теперь остается его создать, но для этого надо избавиться от некоторых вещей. Во-первых, от розовых щек. Во-вторых, похудеть. Не может быть угнетенный мальчик с розовыми круглыми щеками...

Надо совершать поступки. Но что я могу сделать, чтобы приблизиться к образу? Чтобы похудеть и побледнеть – для этого лучше всего заболеть. Тогда как я могу заболеть? Очень просто. Я куплю шесть порций мороженого в стаканчиках. Три порции отдам подружке, чтобы она меня поддержала, потом, она любит пломбир в стаканчиках – и с моим планом, думаю, согласится. Но чтобы по-настоящему заболеть, мало съесть три порции мороженого, тут нужно добавить нечто особенное. И я уже знаю, в чем это особенное должно заключаться. Купив мороженое и зайдя в наш двор, надо будет снять обувь и ходить по двору босиком, как Зоя Космодемьянская, так ее водили немцы по двору, и мы будем, как она, ходить босиком по снегу, но только с мороженым. Сверху – холод, и снизу – холод. Я думаю, наступление с обоих фронтов должно подействовать. И уже назавтра я затемпературю... и буду лежать дома в кровати, бледнеть и хорошеть.

Вот так, прокрутив примерно такую схему в троллейбусе, я начинаю ее осуществлять. С рублями, выпрошенными у мамы на подарок сестре на Новый год, забегаю к подружке, благо, это соседний подъезд, увлекаю ее идеей заболеть, одновременно наевшись мороженого. И вот мы уже едим мороженое и ходим, стянув ботинки и теплые носки, в одних чулках, вокруг дворовой клумбы. В девять часов вечера я возвращаюсь домой с мокрыми ногами и, даже не переобувшись, первым делом гляжу на себя в зеркало с надеждой обнаружить первые признаки ОРЗ. Но на меня из зеркала, очевидно дразня меня, пялится все то же несокрушимое, тотальное здоровье, облаченное в уже даже не розовые, а рдяные щеки и круглые блестящие, совсем не китайские глаза. Глядя на такую картину в раме, я понимаю, что ни о каком угнетенном мальчике речь идти уже не может, а изображать девочку с персиками было бы чересчур театрально.