Илья Беркович - Отец

— Чтобы начать виноградную работу, нужно отпраздновать праздник вина.

Мы не внемлем, мы продолжаем шляться по винограднику, но вот уже гудит у ворот тендер, уже кричит нам шофер, мастер с винзавода:

— Закрывайте! Что вы тут делаете? Два часа до праздника! Поехали со мной! Наберем водки, вина, чего хотите!

Из нашей синагоги выносят всю мебель, кроме стола, низенькой лавки и высокого кресла с золочеными подлокотниками. Подсвечники ставят на пол.

Молодые хасиды у стен отрабатывают стойку на руках, заливают в бочонок водку. Завтра после полудня начнется представление. Кроме общенародного спасения, которое празднуют все евреи в Пурим, каменские хасиды отмечают в этот день спасение своей общины. В синагоге устраивают спектакль. Двум самым почтенным людям достаются главные роли: первого каменского Ребе (его на этот раз играл Ехиэль) и царского ревизора (эта роль досталась Мише).

Царского ревизора одевают в камзол, панталоны, чулки, башмаки и парик, поят до беспамятства и кладут на лавку, а сами танцуют вокруг него, ходят на руках и поют песни со словами наоборот. Рассказ о происхождении этого обычая я нашел в сборнике «Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Государыни Екатерины Великой».

Постараюсь передать его близко к тексту.

Не прошло и пяти лет с раздела Царства Польского, как евреи, коими кишел новоприсоединенный край, зашевелились и начали начальство беспокоить. Русскому языку скоро обучась, пустились они во взаимные доносы и наветы, друг друга в колдовстве, беззаконии, безбожии и неправильном забое скота обличая, особо же жаловались на новую секту хасидов. А как злато всегда дорогу проложить умеет, то и доносы их ни в уездных, ни в губернских канцеляриях, ни в самом сенате под красное сукно не попадали, так что статс-секретари начали о них самой Государыне докладывать.

Императрица, верная долгу християнскому, ни в какие сношения с жидами не входила, в торговых льготах, о которых они и ранее просили, велела отказать, а на посулы отвечала, что от врагов Христовых никакой пользы себе не желает. Однако сердцу человеколюбивой монархини льстило, что и эти матерью ее почитают и, припадая к высочайшим стопам, молят свои тяжбы рассудить.

Раз велела государыня статс-секретарю графу Дрындинову доложить еврейские дела, о коих он уже объявлял. Только граф начал доклад о жалобе раввина волковысского Моше-Вульфа на раввина каменского в том, что тот, в секту хасидов обратясь, не по закону молится, народ против отеческой веры возмущает и скот велит неправильными ножами колоть, как вошли двое гайдуков с огромными ворохами бумаги.

— Что это? — спросила государыня.

— Еврейские доносы, — отвечал граф. — Вы изволили приказать мне их Вашему Величеству прочесть.

— Довольно, братец, — молвила императрица в гневе, — посылаю к ним Воеводина. Пусть он правду разыщет.

Воеводин, услышав высочайшее повеление, занятия свои в коммерц-коллегии немедля оставил, запершись с еврейскими доносами, в неделю их изучил и, как только открылся летний путь, с тремя людьми отправился в Могилевскую губернию для розыска правды о еврейских раскольниках и ареста их предводителей, пятеро из коих в оной губернии проживали.

Равно было велено ему исследовать поведение евреев, не изнуряют ли они поселян в пропитании их обманами, и искать средств, чтобы они, без отягощения последних, сами пропитывать себя могли.

Поелику Воеводин, еще в малых чинах будучи, показал себя дельнее, честнее и прилежней других и, как всегда, имел желание употреблен быть в войне или в каком особом поручении, то и ездил бессчетно и летним, и зимним путем, и гусем, верхом на крестьянских лошадях по горам и топям, в челноках по озерам и рекам, где не токмо суда, но и порядочные лодки проезжать не могут. Был он посылаем и бесчинства губернаторов разыскивать, и открывать города, и сам в отдаленных губерниях трижды губернатором служил.

Все поручения исполняемы были им с честию, но как был он со своей ревностью и правдой многим неприятен или, лучше сказать, опасен, особо по розыскным делам, то ими премногие небылицы и скаредные наветы на Воеводина написаны были. Сии наветы враги его Ее величеству подносили, выдумывая разные козни и способы, как бы подвинуть на него гнев императрицы, его же ответные доклады клали безгласными под красное сукно. И в такой гнев против него императрицу привели, что когда он, будучи от места отставлен, явился из Олонца ко двору для объяснений, то не только принят не был, но даже и прежние доброжелатели от него в ужасе разбегались, бормоча что-то, чего не можно было разуметь.