Лев Пирогов - Упирающаяся натура

Смотрите: некоторое время назад мы были совестливее Правительства. Потом стали совестливее Церкви. Мы узнали этот солёный вкус и теперь бросаемся с рычаньем на всё, что подаёт признаки жизни.

Вокруг того, что не подаёт, ходим боком, урча и нервно подрагивая, как хищники вокруг свежезарезанной туши. Кто первым набросится? Кто набросится на того, кто первым набросится?

По-научному говоря, осуществляем конкуренцию за дефицитный ресурс.

Конкуренция всегда возрастает за то, чего на всех не хватает. За корм, за самок, за места для гнездовий, за водопой. А тут в роли дефицитного ресурса — совесть. Именно её не хватает. Штуки, отвечающей на вопрос «Как надо жить».

Помнится, в советские времена с «надо» никакой напряжёнки не было. «Надо» было в избытке, на любой вкус. А потом оно вдруг исчезло. Совсем. Мы этого даже и не заметили, только поудивлялись, почему это вдруг стало совершенно невозможно смотреть телевизор, а потом — то ли удивляться перестали, то ли смотреть… Привыкли. Нам и советского запаса «надо» для жизни хватило.

Однако выросло поколение, никогда не пробовавшее этого витамина, и оказалось, что совсем без «надо» людям нельзя. Что его хочется. Что совесть — это удивительно вкусно, игристо и остро. Случайно ли молодые с таким жаром бросились на борьбу с Системой, под которую были специально выращены на мультиках про дядюшку Скруджа и роботов-трансформеров, которая от них ничего, кроме безучастности, не требовала?

Я долго удивлялся, пытал их: «Ну вот не изберут вам Путина. Тебе-то это зачем? Тебе-то с этого что?» Они мне отвечали что-то дико непрагматичное, что-то невозможно прекраснодушное, про будущее детей и жизнь в этой стране. Это СОВЕРШЕННО не вписывалось в принятые всеми нами правила жизни, поэтому я не верил. Не верил очевидному — их действительно именно это волнует. Теперь уже.

Может, это такой закон сохранения духовной энергии. Если долго обходиться вообще без совести, неизбежен бурный её прилив. Тогда «по совести» начнёшь даже в туалет ходить, а не то что на какие-нибудь там выборы.

У растений, которым не хватает света, листва тянется туда, где кажется, что его достаточно. В результате искривляется крона. У нас весь этический «нормативный дискурс» сводился к двум-трём вопросам: отношение к гомосексуалистам, отношение к трудовым мигрантам, — в общем, пресловутая толерантность: «Совесть у тебя есть? Ну вот и толеранься, терпи». И вдруг оказалось, что про совесть можно орать. Что ею можно размахивать, можно мериться, у кого больше…

Общество отрастило в направлении несуществующего, отменённого института нравственности гигантскую «свободную валентность». Непонятно, радоваться ли этому, ведь закрыть её по-прежнему нечем, так что неизвестно, что из этой нестабильной структуры получится. Присоседится к свободной валентности что-нибудь не то — и бах, взрыв.

Или будет она в эту пустоту тянуться, пока не обрастёт мускулами и не материализуется в какой-нибудь доселе неведомый социальный орган.

Так уже было, помнится. Мрачные рукастые рыбы ползут на береговую жижу, смышлёно таращатся на окрестные папоротники и хвощи, примериваются, как ловчей обжить этот мир, считают его своим…

Что ж, говорят, эволюция — это когда что ни делается, всё к лучшему.

Не сказать что узнаю, не сказать, что безоговорочно принимаю, но звоном щита на всякий случай приветствую. Трудно жить в Северном округе столицы, где за двадцать лет была построена всего одна поликлиника. Пусть без поликлиник, так хотя бы с совестью будем? По крайней мере, попробуем.

Может быть, и наши 206 тысяч рублей тогда найдутся.

Известно, что волки сбиваются в стаи для охоты на время зимней бескормицы. Волнистые попугайчики компенсируют неуёмной общительностью недостаток пищи и невозможность размножения. Саранча образует походные колонны из-за дефицита белка. А что является причиной ментальных эпидемий людей?

Среди моих знакомых оказалось на удивление много стихийных «несистемных оппозиционеров» белоленточного призыва. Приключившийся с ними коллективный аффект я назвал бы «эпидемией совести».

Их настроения (искренне принимаемые ими за «убеждения») подобны шарику, брошенному в наклонный жёлоб: где жёлоб изгибается, туда они и сворачивают. Маршрут прост: «хотим честные выборы» (поворот), «не хотим Путина» (крутой поворот), «свободу девочкам» (поворот), «хотим другую церковь и Патриарха». Без вариантов. Если в декабре человек сходил на Болотную, в апреле он как пить дать озабочен недостаточной святостью клириков.