Ёко Огава - Отель «Ирис»

Я попыталась вытащить шарф. И мне сразу стало все ясно. Этот платок был испачкан чем-то черным, а края его – безжалостно оборваны. Я подумала, что это, должно быть, следы крови.

– Не трогай! – закричал хозяин. Когда я удивленно подняла голову, он вырвал шарф у меня изо рта. Поскольку он сделал это резко, у меня от боли горели губы.

– Почему ты не слушаешь, что я тебе сказал? Кажется, я велел достать туфли? – сказал он и ударил меня. Опустившись на колени, переводчик залепил мне несколько пощечин. Тепловатая жидкость расползалась по моему языку и выливалась изо рта. Я и не знала, что кровь может быть такой теплой.

– Грязная свинья! Никчемная сука!

Его хриплый голос дрожал от ярости, переводчик уже не мог сдерживаться. Он потерял над собой контроль, как это было в ресторане, когда нас отказались обслужить. Его колени, губы и кончики пальцев свела судорога, а вены на висках вздулись. И этот гнев, казалось, будет длиться вечно.

– Простите меня. Я не думала, что для вас это так такая важная вещь. Мне только хотелось рассмотреть шарф поближе. Простите. Я больше не буду так делать. Прошу вас, простите меня.

– Хочешь увидеть, что я делаю с теми, кто не выполняет мои приказания?

Мужчина пнул меня ногой в бок, положил на живот и обвязал шею шарфом.

– Я научу тебя впредь думать. Я тебя как следует проучу.

И переводчик начал меня душить. Платок глубоко врезался в мое горло. Кости, жилы и плоть вкупе издавали звук, напоминающий пришепетывания. Мне было нечем дышать. Даже если бы мне захотелось умолять его отпустить меня, ничего бы не вышло: я оказалась не в силах произнести ни звука. Я сучила ногами, хватала его за запястья в надежде заставить отпустить меня, но тщетно.

Я не видела лица мужчины, а только ощущала пальцы, впивающиеся сзади в мою шею, слышала его стоны, ощущала его дыхание на своих волосах и понимала, что он рассержен не на шутку. Я попыталась задержать дыхание: да когда же это кончится?

– Ты – самая мерзкая девчонка. Почему ты меня не слушаешься? – продолжал он твердить, как заученную молитву. Заполнившая спальню тишина стала еще более гнетущей. Я видела через окно море, которое сливалось с небом. Его голос больше не доносился до меня. Боль в глубине глаз вскоре стала еще более сильной. Затрудненное дыхание полностью поглощалось этим жаром, и, пока он меня душил, мне казалось, что глазные яблоки вот-вот вылезут из орбит.

Мои хорошенькие глазки были закутаны этим старым, обшарпанным шарфом. Переводчик тщательно следил, чтобы он не сползал. У меня возникло ощущение, что слизистая оболочка глаз лопается, хрусталики разрываются, а внутри все раздулось. Со слабым звуком, похожим на шепот, сетчатки глаз, зрачки, радужные оболочки, хрусталики, которые до самого конца сопротивлялись, – всё разом изменилось, и глаза утратили прежнюю форму. И тогда на шейном платке появились новые пятна.

Вслед за звуком исчез и свет. Все погрузилось во мрак. Казалось, что я нахожусь на морском дне. Боль почему-то исчезла. Мое тело обволакивал непроглядный мрак, и я почувствовала облегчение. Мне хотелось навсегда остаться в таком состоянии.

Передо мной вращались глаза упавшего в море мальчика. Я отчетливо его видела, хотя мне теперь вроде бы было и нечем.

«Может быть, я сама тоже умерла?» – впервые подумалось мне. Вне всяких сомнений, этот человек убил свою жену именно таким способом.

– С тобой все в порядке?

Мужчина обеими руками сжал мои щеки, словно хотел меня утешить.

– Если бы я делал так с самого начала, сейчас тебе не было бы больно.

Каблуки на его замшевых туфлях сбились, подошва стерлась. Туфли напоминали сушеные грибы. Они были в ящике, рядом с которым находился шарф.

Я впервые видела его босые ноги. И не только ноги. До сих пор я не видела ничего, скрытого под одеждой этого мужчины. При одной мысли, что когда-нибудь я смогу прикоснуться к нему губами, мое сердце начало учащенно биться.

– У тебя хороший рот, который может хорошо работать.

Переводчик сидел, скрестив ноги, на краю кровати. Стоя на коленях, я начала постепенно надевать на него туфли, начиная с кончиков ногтей. Это была жуткая работа. Форма его ног оказалась неправильной, и надеть на них обувь было нелегко.

Он уже не гневался. Я так и не поняла, что его успокоило. Когда я пришла в себя, шарф вдруг развязался и соскользнул с моей шеи. Мужчина, дыша мне в плечо, лег на кровать. Он притомился больше, чем я. Волосы его слиплись от пота, а кожа казалась разгоряченной. Я хотела глубоко вздохнуть, но от поспешности закашлялась. Согнув спину, я прочистила горло. Неужели и глаза мои будут видеть, как прежде? Я поморгала, чтобы убедиться, что с ними все в порядке.