Алексей Никитин - Маджонг

Для начала он решил снять копии с документов. Самые обычные копии с самых необычных в этом городе документов. Даже более необычных, чем рукописи Достоевского, огрызки которых хранились в избе-музее. Но те давно изучены, и с ними все более-менее ясно, а вот содержимое папки Регаме.

Невысокий скуластый юноша с пробивающимися усиками и лицом, равномерно усыпанным темно-красными прыщами, снимал копии вдумчиво и не спеша.

— Двусторонние стоят как две, — предупредил он Регаме, укладывая на стекло черновик письма Данилевскому.

— Понятно, — пожав плечами, согласился Регаме. — Главное, чтобы все читалось.

— Так подойдет? — казах протянул Регаме две еще горячие страницы.

— Отлично, — одобрил Регаме.

— Это стоит как четыре: две копии с двух сторон.

— Хорошо, хорошо, главное, оригиналы не порвите.

Получив, наконец, три стопки совершенно одинаковых страниц, Регаме отправился на поиски Интернета. Предстояло отправить подробный отчет Чаблову.

У Жени не складывалось ничего. К концу третьего дня бессмысленного и бесполезного сидения в этом ужасном городе он отчетливо понял, как глупо было ехать сюда без плана, без ясных и четких договоренностей. Но они с Бэмби хотели обогнать Чаблова, значит, надо было спешить.

Все его попытки встретиться с Батюшеком разбивались о секретаря. Секретарь был корректен и сух, как саксаул в сентябре. Корректно и сухо он отменял вроде бы назначенную встречу и вроде бы назначал новую, которую так же сухо и корректно отменял на следующий день. Утренний звонок в приемную и короткий разговор с секретарем были единственным занятием Жени в этом пыльном безжизненном городе. Потом он полдня шатался по небольшому базару, заваленному дешевым китайским и корейским ширпотребом, а после обеда шел в интернет-кафе и отправлял короткий отчет Бэмби. Рудокопова отвечала такими же короткими посланиями. Она торопила Женю, писала, что он мог бы быть настойчивей и пронырливей, и, похоже, начинала терять терпение. В последнем письме Рудокопова сообщила, что в Киеве уже начали говорить о рукописи. Это ее тоже беспокоило.

Женя отправил ей решительное письмо, описав ситуацию в самых мрачных тонах, и попросил инструкций на тот случай, если Батюшек и дальше будет отказывать во встрече. Он больше не хотел здесь оставаться.

Покончив с перепиской, Женя вышел на широкую улицу, застроенную неряшливыми, кое-как сляпанными блочными пятиэтажками и направился к реке — в этом городе не раздражал его только Иртыш.

Однако дошел он только до конца квартала и там неожиданно наткнулся на выходившего из маршрутки своего давешнего попутчика.

— А-а, Евгений, — обрадовался Регаме, увидев его. — Что, с делами уже покончил? Гуляешь?

— Да. Не ладится ничего, — махнул рукой Женя. — Даже просто встретиться и поговорить с нужными людьми не могу.

— Плохо. Не интересуют, значит, наши технологии местных стеклодувов, — не то спросил, не то посочувствовал Регаме.

— Что? А-а. Не то чтобы совсем не интересуют, но как-то так все.

— Понятно. Слушай, а ты не знаешь, где здесь Интернет можно найти? Мне срочно нужно отослать письмо, а потом, если ты не против, конечно, можем где-то сесть, выпить пива. Что скажешь?

Женя не возражал. Он отвел Регаме в интернет-кафе, а сам устроился за соседним компьютером.

— Мне минут двадцать понадобится, — предупредил Регаме. — Максимум — полчаса. Тебе есть чем заняться?

— Найду, — пожал плечами Женя. — Почитаю что-нибудь в Интернете.

— Если тебе все равно, что читать, могу предложить вот это, — он протянул Жене папку.

— Что это?

— Так. — неопределенно улыбнулся Регаме, — записки путешественника. Почитай, если интересно. Потом скажешь, что ты об этом думаешь, — предложил он Жене и тут же, отвернувшись к компьютеру, забарабанил по клавиатуре.

Женя раскрыл папку… Он не готовился увидеть что-то необычное, ему не было даже любопытно. Просто ему предстояло убить полчаса, ожидая, пока малознакомый немолодой человек допишет и отправит деловое письмо, а потом, уже вместе, они убьют остаток дня, который для Регаме, по-видимому, был удачным, а для Жени — нет. Не было предчувствия, от которого холодели бы пальцы, не замирало сердце, не хотелось увидеть происходящее со стороны.

Как же изменилось все, когда разобрал он несколько строк, написанных мелким, но аккуратным и четким почерком.

Перед ними явилась обычная корчма, какие стоят при дорогах по всей Малороссии. У нее были мазаные стены, маленькие окошки, в которые можно разглядеть разве что нос гостя, или его лоб, или кулак, коим грозит он корчмарю посеред ночи и велит впустить. Очерет на крыше корчмы давно почернел и сгнил и требовал замены.