Игорь Малышев - Подменыши

— Я вас, сук, научу этикету в общении с дамами, — уходя, резюмировала она итог встречи.

Во время ужина поделилась результатами стычки.

— Это не Белка, а бойцовый кот какой-то, — восхищенно сказал Эльф.

— Спасибо, — чуть поклонилась она и стала рассказывать, что удалось сделать в этот день для предстоящего похищения.

— А мне нравится! — сказал Сатир, имея в виду потенциальную жертву.

— У одинокого бандита отберем единственного друга, — это уже Эльф.

— Это не так страшно. Пусть он узнает, насколько дорога ему эта замечательная такса или этот замечательный такс.

— В мир должны прийти искушения, но горе тому, через кого они придут. Горе нам, — тоже Эльф.

— Вспомни, что в наше время все, у кого много или очень много денег, так или иначе замараны чернее черного. А я не святой и уж тем более не всепрощенец.

Помолчали. Обид не было. Все знали, что Эльф говорит не от чистоплюйства, просто ему постоянно приходят в голову мысли и он не может придумать ничего лучшего, чем тут же излагать их.

— Кстати, что там у такса-таксы с полом? — покончил с тишиной практичный Сатир.

— Я не обратила внимания. А это важно?

Сатир притворно воздел вверх руки.

— Господи, ты видишь, с кем приходится работать?! Недоумки и тупицы. Я не знаю. Обмылки какие-то, а не материал.

— Не переживай, самэц это, самэц, — успокоила его Серафима с легким кавказским акцентом.

— Что за странный акцент у корейской сестры? Или это тебя с грузинских вин так накрывает?

— Может, у нее тоже есть предки в Гори? — предположил Эльф.

— Что ты, беличьи предки в лесу, только она не признаётся, — внимательно поглядел на нее Сатир.

Серафима быстро отвела глаза к темному стеклу окна, в котором отражалась кухня. Эльф снова почувствовал недоговоренность, но опять ничего не сказал.

— А что, Сатир, могут коммунисты воровать собак? — отчего-то задал вопрос Эльф.

— Это не ко мне. Я всего лишь выбрал себе друзей и не моя вина, что многие из них оказались коммунистами.

— Хорошо. Белка, могут коммунисты воровать собак?

— Коммунисты могут все.

— Мне это подходит. Я тоже когда-нибудь стану коммунистом, но не сейчас, в следующей жизни, — сказал Эльф.

— Не опоздай. Это, может быть, последний вагон в коммунизм.

— Кстати, братья и сестры, советую не забывать: бандюк, по всей вероятности, серьезный. Если мы попадемся, он нас разделит на тысячу маленьких, веселых и ярко-красных мальчиков и девочек. По причине серьезности ловить он нас будет жестко и отчаянно. Зато по этой же причине в качестве приманки выставит любую сумму, которую мы запросим. Чуете? Все в наших руках. Будет интересно. Игра наконец-то пойдет на что-то стоящее. И еще немаловажная деталь. Если нам повезет, то ловить нас он будет в одиночку. Поскольку он крутой, то вряд ли захочет светиться перед шестерками, что у него украли собаку. Тряхнет стариной и займется нами лично, чтобы не терять хватки.

На предупреждения Сатира, казалось, никто не обратил внимания.

— Сатир, а план у тебя есть?

— План в Чуйской долине.

— Я не о том… Хотя да, покурить бы не помешало, — хлопнув себя по карманам, закончила беседу Белка, стала сонно раздеваться, чтобы ложиться спать, и, уже почти засыпая неожиданно громко и внятно произнесла. — Сатир, будь поосторожней. Все-таки я люблю тебя.

Прозвучало это совсем буднично, но сидевшие за столом замерли, не зная, как реагировать. Белка никогда не говорила раньше о своих чувствах и вообще не бросалась словами. Тишину нарушил треск стакана, в руке Сатира. Он, не замечая, что делает, отламывал от стакана куски. Осколки, как горсть мелочи, падая, звенели по столешнице. Потом разжал руку и с удивлением глядел на стекавшие по ладони красные капли, словно видел их впервые в жизни. Кровь текла неторопливо и спокойно, ранки были неглубокие. Эльф и Сатир не отрываясь смотрели, как она собирается в лужицу, затопляя изломанное стекло. Сатир улыбался замечтавшимся ребенком. Сунул руку под холодную воду из крана и снова стоял, молча улыбаясь, только теперь в улыбке появилось выражение, словно он извинялся перед всем миром за свалившееся на него счастье и, сознавая некую вину, не мог скрыть своей радости.

Белка спала и не видела ничего, лишь утром вскользь спросила, что у него с рукой.

— Издержки счастья, — ответил он, глядя, как она ставит чайник на огонь.

— У счастья не бывает издержек.

— Тогда назовем это издержками радости.

— Да, радость и осторожность друг друга в лицо не знают.