Игорь Малышев - Подменыши

Они помолчали.

— Скоро конец октября. Надо начинать заниматься делом, — напомнила Белка.

— Начнем, только вот с собакой разберемся.

— Его, кстати, Танцором зовут.

— Очень приятно. Сатир, — представился внизу похититель своей жертве.

Они снова замолчали. Со стороны Белка являла собой очень странное зрелище. С панковской развязностью и полным пренебрежением к окружающим она сидела на канализационном люке с бутылкой пива в руке и, как могли бы подумать прохожие, вслух разговаривала сама с собой. Так, вероятно, и подумал некий прилично одетый мужчина с сумкой, какие обычно используют для переноски документов. Мелкий бизнесмен или клерк. Заметив на его лице презрительную и одновременно боязливую гримасу, она заговорщицки подмигнула ему и громко прошептала: «Удачи в борьбе, брат!», отчего тот поспешно отвел глаза и прибавил шагу. Белка довольно улыбнулась.

— Сатир, ты веришь, что всё может быть лучше? — сказала она, отвернувшись от клерка.

— Нет. Мне кажется, что все и так хорошо. По крайней мере, у меня есть все, что нужно для счастья одного отдельно взятого фавна. Почти все.

Он сидел на ржавых трубах, опершись спиной о стенку из влажного красного кирпича, держал на коленях осторожно водящего мордочкой песика, и смотрел на игру пылинок в ясных и четких, как хрустальные призмы, лучах света. На темном металле крышки висели холодные капли, свет преломлялся в них, разбиваясь на крохотные радуги. Игра света привносила в подземелье нечто карнавально яркое и таинственное.

— Курить будешь?

— Откуда такая роскошь?

— В кармане завалялось. Еще с озера, наверное. Я тебе оставлю.

Она закурила, глубоко затягиваясь и стараясь подольше не выпускать дым травы из легких.

— Сатир, мир в преддверии глобальных катастроф. Люди сходят с ума целыми странами и материками. Всё отравлено. Нефтью и ложью. А ты говоришь, тебе хорошо…

— Я никогда не был социальным существом.

— Знаешь, когда судили Христа, толпа кричала: «Распни! Распни!» Причем, кричали, наверняка, единицы, остальные просто глазели и ждали, чем все закончится, чтобы было потом о чем потрепаться за кружкой кошерного вина… или что они там пили. Казнь преступников — действо, вроде бы, совершенно социальное, а в итоге распяли Бога. Понимаешь, насколько все просто и страшно?

— Скорее всего, ты права, но я все равно занимаюсь политикой только из-за тебя и остальных наших.

В темноте хода, откуда только что пришел Сатир, что-то мигнуло. Пес принюхался и тихо заворчал, человек напрягся. С одной стороны, было ясно, что это не де Ниро, иначе реакция пса была бы совершенно иной. Это успокаивало. А с другой, московские подземелья — довольно опасные места. Никогда не знаешь, с кем встретишься. Сатир медленно вытащил из кармана фонарь, но тут в беспросветности загорелись знакомые ярко зеленые огоньки, он опустил фонарь и стал смотреть на точки, сияющие спокойным и любящим светом. Ему стало грустно, он часто заморгал, чтобы не начать шептать смущенные детские глупости.

Серафима просунула в дырочку искуренную половинку самокрутки.

— Лови.

Сатир поймал на лету, глубоко затянулся. «Зачем же она пришла сюда? Что ей делать в городе?» — подумал он, пробуя дым на вкус.

— Вот так, мама, так и живем, — тихо пробормотал он, опуская глаза. Огоньки мигнули и исчезли. — Идите домой, мама. Не скучайте по мне, я скоро вернусь, — сказал он ей вслед.

Послышался легкий удаляющийся шорох.

Белка поднялась на затекшие ноги. Подошла к кучке песка поодаль, пошарила в ней рукой, вытянула металлическую трубку со сплющенным концом и, поддев крышку, выпустила «детей подземелья» на свет.

Упаковав Танцора в просторную спортивную сумку, они отправились домой. Когда Белка взяла пса, такс неожиданно зарычал, Серафиме пришлось передать его сообщнику.

— Все-таки не любят меня собаки, — с легкой грустью признала она.

Пленник в дороге поскуливал. Проходящая мимо маленькая девочка спросила: «Кто у вас там и почему пищит?». Сатир ответил, что это морская свинка, а пищит оттого, что у нее зубы режутся. По дороге купили «проигранный» арбуз.

— Неплохой он парень, этот мелкий, жалко, брошенный совсем. Такие редко выбираются со дна. И именно за них я готова драться. У всех должны быть равные возможности для развития. А у этого, когда вырастет, ни денег не будет на приличное образование, ни возможности подготовиться, ни книг нормальных он не почитает. Все оттого, что его родителям дали возможность быть «плохими», а они рады разлагаться и детей гноить. Плесень, — с болью и отвращением говорила Белка, ни к кому не обращаясь, сама с собой.