Рязанов Михайлович - Наказание свободой

— Мясник с Красноярской пересылки, — пояснил телохранитель. — Добрый хлопец. Четвертак. За мокруху.

Эта характеристика меня оглушила, но и подстегнула.

— Пан, кто в зоне хозяин? Ты или этот Мясник? Я тебе вчера всю ханку отдал, а сегодня меня душит какой-то хулиган с пересылки. За что?

— Кончай, мужик, права качать, ты мне остохерел, — скривился Пан. — Сказал, разберусь.

Наши пререкания разбудили «жену» Андрюшку, и она недовольно завяньгала что-то, что ей, бедной, спать не дают — устал, стервец, утомился, рожа размалеванная. А тут и телохранитель подскочил, рявкнул:

— Отвали, мужик, по-хорошему, а то в яйца получишь!

Я точно определил, что именно в эти мгновения решается моя участь: жить или… Обстоятельства складывались роковым образом. Мною овладело чувство неудержимого падения. Как во сне лечу вниз, а там — бездна.

Телохранитель стал бесцеремонно вытеснять меня из юрты, вернее из половины, которую занимал пахан. Обычно в юрте размещались две бригады. Во второй же половине, за перегородкой, обитало несколько придурков из штаба. Сейчас они уже служили.

В смятении отошёл я на несколько шагов от юрты, как увидел справа двигавшегося наперерез мне со стороны столовой Мясоруба в запахнутом чужом бушлате. Нетрудно было догадаться, что припрятано под полой его. Я резко повернул назад, рванул дверь и выкрикнул:

— Вон он! С колуном!

Пан без лишних слов понял, о ком и о чём речь, и приказал телохранителю:

— Давай его сюда, суку.

Через пару минут Андрей Мясник предстал пред ясные очи вождя блатарей.

— Ты что, пидар, делаешь? — зловеще, с присвистом спросил он приглашённого. — Чего волокёшь под бушлатом?

Мясоруб распахнул ватник. Под мышкой был зажат действительно топор. Тупой выщербленный колун на длинном топорище.

— Ты что, сука ты норильская, хотишь, чтобы всех блатных повязали? Ты кто такой, что сам решаешь судьбу других? Да я тебя в рот и в нос выебу, тварь поганая!

— Кнокай, это он меня пыранул, — сорвался и Мясник, показывая кулак, обмотанный окровавленной тряпкой. — Я таких, как он, шесть штук замочил…

— Кого замочил, подлюга? Честных мужиков? Или, может, воров? С тобой, сучьим потрохом, надо серьёзно разобраться! А если ты этого мужика тронешь, я тебя лично заделаю! Начисто! Я беспредел в зоне не допущу. Иди, сука, с глаз моих долой! И ты тоже уёбывай.

Мы повиновались, столкнувшись в узком дверном проёме. Я повернулся и не спеша потопал в медсанчасть, мой враг — обратно, на пищеблок, где раздобыл орудие несостоявшейся расправы. Пока не состоявшейся.

Днём в медчасть надзиратель привёл Мясника на врачебное освидетельствование. Пострадавший утверждал, что споткнулся, упал и повредил руку осколком разбитой бутылки. Степан Иванович осмотрел рану и подтвердил: рваная, не ножевая. Он знал, на какое стекло наткнулся бандюга Фадеев (фамилию его я запомнил навсегда). По указанию Помазкина я обработал рану. Мясник морщился, но терпел. А после peзкo пoтpeбoвaл у врача:

— Дай чего-нибудь от боли, лепила.

Степан Иванович не пожелал конфликтовать с бандюгой, распорядился:

— Кээн.

Я выдал соответствующее: кодеин. Одну таблетку. Пострадавший так и не пожелал взглянуть мне в глаза, но не проявлял и агрессивности, хотя, мне казалось, готов был вцепиться в меня в любой миг рукой, оставшейся целой, а то и зубами.

Я не то что успокоился, нет, но страхом не маялся. Правда, когда он удалился, всё ещё в сопровождении надзирателя, мне стало перед ним стыдно. За то, что причинил боль человеку. И как ни странно, даже испытал к нему жалость.

За день до знаменательного в моей жизни события возвращался с обхода ШИЗО по дорожке вдоль запретной зоны и издалека заприметил двигавшегося навстречу Мясника. Его появление было принято мною почему-то как сигнал большой опасности. Сначала я надеялся, что он свернёт к юртам и мы разминёмся, однако этого не произошло. С каждым шагом расстояние между нами сокращалось, а тревога нарастала, и я опасался, как бы она не захлестнула меня. Запретка находилась справа, и я, не сходя с дорожки, шёл по самой её кромке, чтобы Мясоруб не смог оттеснить меня от проволочного заграждения и отрезать путь к спасительному отступлению. Мгновенно у меня созрел план: в случае нападения защищаться чемоданчиком, шагнуть к контрольной полосе и попытаться выбраться на неё. Конечно, вышкарь будет стрелять, и кто знает, чем стрельба для нас закончится. Однако ничего другого мне не оставалось.