Рязанов Михайлович - Ледолом

Помещение цирка было мне знакомо, до войны мы часто, по воскресеньям, всей семьёй ходили на весёлые представления. Особенно мне запомнились дуровские дрессированные звери, акробаты и клоуны. Теперь же здесь призывники учились мастерству воевать с фашистами, и в их числе наш отец.

Сами видели два дня назад, как он в строю взвода промаршировал в открытые проволочные же ворота. Странно однако, что он не заметил нас, — мы бежали рядом до самого КПП и азартно кричали: «Папа! Папа!» И хотя перепоясанный ремнями командир, шедший сбоку, сердито махнул на нас рукой, мы продолжали неустанно выкрикивать это слово, тщетно пытаясь привлечь внимание отца, громко, вместе со всеми певшего:

— Дальневосточная! Смелее в бой!..

Мы при первой же возможности проходными дворами промчались на площадь Павших, посредине которой грузно возвышалось, пожалуй, самое большое в городе деревянное строение со сферической крышей. Но сейчас подходы к нему со всех сторон были перекрыты — не прошмыгнёшь, не перелезешь. Да и вооружённые часовые под дощатыми грибками по углам зоны отгоняли, грозя пальнуть. «Стой! Запретная зона», — предупреждали фанерки с чернильными потёклыми надписями на столбах запретки. [4] Запретка (запретная зона) — территория, огороженная обычно колючей проволокой («колючкой»).

А мы упорно рыскали вокруг неё, соображая, как пробраться внутрь.

— Идём ещё попросимся, — предложил Славик, которого я по давней привычке держал за ладошку, таская всюду за собой.

— Бесполезняк. Опять гайнут [5] Гайнуть — уличное слово, по смыслу равноценное «прогнать». от капэпэ… Да ещё по шее накостыляют. Один путь — через запретку.

— А проволка? — недоверчиво спросил Славка. — С колючками вострыми.

— А мы — по-пластунски. Как на фронте. Земля-то — заметил? — рыхлая. В ней запросто можно и грабками [6] Грабки — кисти рук (уличное слово). проход сделать.

Братишка поколебался секунду и согласился:

— Я с тобой!

— Идёт. Вторым номером. За мной.

Понимаю: ему, чай, тоже не терпится отца повидать.

В моём лёгком воображении мгновенно возникла картина, как мы пробирёмся в зону. Лишь бы часовой не засёк. Я отметил про себя, что иногда один из часовых покидает свой пост, тот, что ближе к КПП. Надо лишь дождаться такого момента — и… А уж отца-то мы непременно разыщем, пусть в цирке даже окажется тыща красноармейцев.

Чем отец занимается сейчас? Наверное, пулемёт «Максим» разбирает на части, смазывает и снова ловко и быстро собирает. «Товарищ командир, пулемёт к бою готов!» — «Молодец!»

И тут я, как бы переключившись из воображаемой обстановки в действительность, замечаю, что под тем самым грибком, что ближе к КПП, пусто. Вот это удача! Я взялся за проволоку — боязно! Вдруг другой заметит и бабахнет? В меня-то едва ли попадёт, а вот Славик, он не такой шустрый, увалень. Но желание немедленно встретиться с отцом вытеснило последние колебания, и я командую братишке, почему-то шёпотом: «Ложись!»

Место мне показалось вполне подходящим — посредине от сторожевых грибков и самое близкое к округлой цирковой стене.

Повернувшись на бок, я приподнял над собой нижнюю проволоку, развернулся по часовой стрелке, пропустил вперёд Славика, на животе подполз ко второму ряду колючки, проделал тот же манёвр.

— Не поднимайся! — приказал я брату. — За мной! На локтях ползи.

Извиваясь телом в нагретой солнцем пыли, мы приблизились вплотную к цирковой стене и лишь тогда распрямились и огляделись.

Часовой маячил лишь под одним грибком, почти спиной к нам, поэтому мы не спеша отряхнулись и направились вдоль стены в сторону КПП, так же крепко держась за руки. Никто из встречных нас не остановил, даже не окликнул.

Мы проникли в цирк через проём, некогда закрытый плюшевым занавесом, и оставались у барьера манежа. На манеже, застланном дощатыми щитами, стояло несколько столов, стульев и скамеек. На столах действительно лежали учебные винтовки, противогазы, а на скамьях сидели стриженые, похожие друг на друга молодые и постарше красноармейцы в вылинялых гимнастёрках и галифе, в чёрных обмотках и ботинках. Все они почему-то показались мне с длинными и худыми шеями, и я подумал, что их, наверное, недавно выписали из больницы.

— Зырь-ка, Юр, гранаты! Настоящие! — разглядел Славик стенд с прикреплёнными к нему проволочками «лимонками», причём одна была распилена вдоль.

Братишка тянул меня к стенду, за барьер, а я решил: успеем ещё, насмотримся. А сейчас надо отца разыскать. Среди тех, кто сидел на скамьях, его не обнаружилось.