Не успел дойти до трамвайной линии, как вопль заставил меня обернуться.
— Гер! Я эта!
Он, уже без «патрета», остановил меня, озираясь.
— А как же свадебны драгасэности?
— Что ж мы на рельсах стоим? Давай хоть на тротуар перейдём, — предложил я.
— Канаем, Гош, за драгасэностями…
И он повлёк меня назад, вероятно к себе домой.
Честно сказать, очень не хотелось возвращаться, но моя слабохарактерность, опасение обидеть другого заставили повернуть назад, и я пошагал за Вовкой, который за прошедшее время стал ещё больше оборванцем, но у меня не имелось ничего, чтобы я мог ему отдать в носку.
— Хошь на сыган покнокать, которы у нас живут?
— Не хочу, — наотрез отказался я.
— Самый большой начальник — дохтор по чокнутым — обещал меня вылечить. В дурдоме. А сыганка щастя нагадала. В натуре. [477] В натуре — на самом деле, истинно так, без вранья (уличное).
Бытто женюся на красвисэ. Но без драгасэностей она за меня не пойдёт. Такой распорядок у их. И падарила мене золата та сыганка. А притырить их где? Да вот ты встретился. На щасте мене. А то кому одай — обдурят. Меня все обдуряют, потому как я дурак. Дурачок. И я тыбе…
Мы вошли в Вовкин двор, миновали вход в полуподвал, где в бывшей Сапожковых квартире кочевал табор, завернули за угол дома и остановились у крылечка квартиры, где когда-то проживал с матерью Федя Грязин, парень года на два-три старше нас. Он удачливо воровал продукты питания с автомашин и повозок. Однажды угостил нас, гурьбу пацанов, колотым на куски горьким шоколадом. Краденым, разумеется. Только никто из нас не задумывался тогда, в сорок третьем или четвертом, откуда у него этот «чикалат» взялся. Мне он не понравился. А другие с голодухи — ничего, морщились, но лопали. Через несколько дней Федю застрелил охранник, когда тот «вертанул» что-то с проезжавшей мимо, по Свободе, продуктовой машины, — не спасли его быстрые ноги. Федя пустился наутёк, но пуля догнала, пробив сердце вора. Кто-то говорил — опер Косолапов шмальнул, что к тёте Тане Даниловой частенько захаживает.
Где-то тут это несчастье произошло, недалеко. Я Федю мёртвым не видел. Но слух о том, что его начисто «шмальнули», разнёсся сразу по всей Свободе — молниеносно.
Отец его, по слухам, находился в действующей армии. На фронте. Но вестей от него не поступало. Мать где-то работала, я её не знал и ни разу не встречал. Узнав о смерти сына, она скоропостижно скончалась — сердце разорвалось. Я уже об этом упоминал.
Да, коротка воровская жизнь. Некоторым везёт чуть больше. Но насильственная смерть почти для всех неминуема. Либо от пули охранника или милиционера, либо от ножа такого же блатаря, как он сам… Смерть ходит, спешит по пятам блатного.
И вот мы остановились у пары ступенек, ведущих к дверям бывшей квартиры Грязиных. Вовка опасливо оглянулся по сторонам, после присел на корточки и просунул кисть руки под нижнюю ступеньку, пошуровал под ней, и на ладони его оказался маленький узелок из куска цветастой ткани.
— Рвём когти отседова, — пугливо произнёс Вовка, и мы направились на улицу. Перешли её и забрались в густой, запущенный сад, принадлежавший седому старику, как и дом с глухими воротами, на столбе которых прибита эмалированная табличка: «Докторъ Сурьяниновъ». Сад с аллеями, по которым когда-то прохаживались пациенты доктора Сурьянинова, мне был отлично знаком: несколько раз мы, свободская пацанва, лакомились здесь черёмухой. И я, грешник, тоже. В военные годы.
Помнил отчётливо, как однажды ко мне подошёл седовласый красивый старец. Я даже крикнуть не успел «атанда!», чтобы предупредить ребят об опасности. Это и был хозяин дома и сада. Он спокойно сказал мне: «Ребята, рвите ягоды, лишь деревья не ломайте». Седой дряхлый старик подходил к нам, взобравшимся на деревья, и очень вежливо просил нас не ломать ветви! Добрый человек! К сорок девятому году мне таких людей встретилось очень немного, по пальцам перечесть. Перемёрли, что ли? Или их на войне поубивали? Какой-то другой народ появился, хуже…
…Забравшись в заросли крапивы (дом с мутными стёклами окон показался мне нежилым) и какого-то колючего кустарника, оглядевшись, Вовка развернул узелок. В нём оказались две серёжки и одно надраенное кольцо. Поскольку я обладал солидным опытом добычи цветных металлов (со свалок в основном), то, поразглядывав начищенные до блеска изделия и розовые стекляшки в серёжках, не сомневаясь, сказал Володе:
— Тебя, Вова, надула та цыганка. Это не золото, а медь. Или какой-то медный сплав.
Читать дальше