Павлова вошла в кабинет к Платонову, ничуть не смушаясь и не робея. Пытливо, изучающе посмотрела на Егора, уверенно села на табурет, привинченный к полу.
— Как устроились, Анна? Осваиваетесь на работе? — сбил бабу с толку.
Она ждала других вопросов: о драке, мордобое в бараке, где она не отсиживалась на верхней шконке. Подбитый глаз, утонувший в багровом синяке, еще и теперь саднил и болел.
— Все в ажуре. Сдышались. А на «пахоте» тоже втянемся. Куда деваться нам? — ответила глухо.
— Не обижают вас?
— Я сама сумею из любой душу вытрясти,— бросила жадный взгляд на пачку сигарет.
Егор перехватил его и предложил:
— Курите.
Анна, немного помявшись, взяла сигарету, прикурила, затянулась и мигом изменилась. Лицо разгладилось от морщин, исчезли напряжение и суровость.
Платонов не торопил, не засыпал женщину вопросами. Он понимал, что, может, она станет бригадиршей зэчек в своем бараке, и от того, как сложатся отношения и понимание, во многом будет зависеть будущая работа обоих.
— Как с бригадиршей дела обстоят? Не грузит выше возможностей?
— Попыталась поначалу, но не обломилось. Сделали наезд. Теперь все стихли, поняли, что и мы могем махаться. Перестали срываться на нас. Нынче спокойно «пашем».
— Лично вас на какую операцию поставили?
— Швеей.
— Так сразу? — удивился Платонов.
— А что мудрого? Тут даже думать не над чем, только руки заняты, голова свободна.
— О чем же думаете на работе? — спросил Егор.
— О всяком,— отвернулась Анна, вздохнув.
— Ну, а чаще всего?
— Конечно, о доме,— опустила голову.
— Кто остался у вас на воле?
— Сын. Еще мать — свекровь моя.
— Они вместе живут или врозь?
— Понятно, что вдвоем. Трудно им теперь без меня. Но куда деваться? Придется ждать. Может, еще встретимся, а может, нет. Если увидимся, то какими? Уже не прежними,— вздыхала женщина.
— Сыну сколько лет?
— Десять исполнилось недавно, свекрови — шестьдесят.
— Не огорчайтесь, время не всегда губит людей, чаще лечит. Заставляет обдумать и простить многое, сделать верные выводы, отсеять врагов от друзей, а главное, дает передышку.
— Слишком долгая она,— отмахнулась баба.
— Анна, у вас мать жива? Ждет?
— Не хочу знать о ней! — нахмурилась зэчка. Закурив новую сигарету, заговорила сквозь усиленно сдерживаемые рыдания.— На таких как она только обойму не жаль. Зачем земля этих сук на себе носит? Давить их надо сразу, как только меж ног показались.
— Успокойся, Анна! Здесь никто не достанет,— утешал Платонов.
— Попробовала бы возникнуть! Своими руками урыла б паскуду!
— За что так? — удивился Егор.
— Ладно, это мои счеты, мое дело!
— Вы с нею жили?
— До восьми лет. Мы тогда жили в Армении. Ну, как жили? С моим отцом разбежались, она привела отчима. А их, отчимов, было больше, чем вшей на голове. И все ко мне прикипались. Мать пила, а ее хахали с будуна частенько нас путали. И только когда я поднимала крик на весь дом или хваталась за шило, тогда от меня отставали. Последнему бок проколола. Он решил отомстить и вывез меня за границу, вернее, продал арабу. Не знаю, в гарем или в рабыни, только связали меня веревками по рукам и ногам, тюками забросали, так и провезли, как овцу, через кордоны. Через два дня достали. Дали пожрать, велели помыться, нацепили их балахоны и втолкнули в спальню хозяина. Я поняла все. Ведь и до него ко мне мужики лезли, но они были пьяными, а этот трезвый. Я первым делом попыталась убежать, но не получилось. Меня поймали и здорово избили. Привели опять к хозяину. Сопротивляться не было сил, и пожилой мужик воспользовался... Он исщипал, искусал, измучил до того, что я влезла в петлю, думая, что стороживший меня евнух уснул. Но я ошиблась. Он вырвал веревку из рук и привел к хозяину. Тот посадил в подвал. Две недели держали в темноте и голоде. Давали одну лепешку и кружку воды, чтоб поумнела и покорилась. Меня учили, как надо ублажать хозяина. Я представить такое не могла.
— А убежать была возможность? — спросил Егор.
— У первого хозяина — нет. Но я ему быстро надоела своим упрямством и отказами. Поэтому он вскоре продал меня кочевникам, те — старику, выжившему из ума. От него я сбежала с пастухами и пришла в Азербайджан. Хорошо, что последнего хозяина, старика, тряхнуть сумела. Иначе до сих пор мучилась бы за кордоном, перепродавали б меня из рук в руки как последнюю путану. Хотя там продать или купить бабу совсем не зазорно. Даже в порядке вещей. Вот только нам к тому никогда не привыкнуть. Потому не захотела там остаться.
Читать дальше